Лебедев, Козьма Васильевич
| Козьма Васильевич Лебедев | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Страна: | |
| Научная сфера: | |
| Место работы: | |
| Альма-матер: | |
Козьма Васильевич Лебедев (1799—1884) — надворный советник, адъюнкт по кафедре общей патологии и терапии при Московском университете.
Биография
Козьма Лебедев родился в семье весьма бедных родителей духовного звания. Воспитывался в Рязанской духовной семинарии, откуда в 1820 году поступил на медицинский факультет Московского университета. В 1824 году окончил курс лекарем 1-го отделения.
С 11 марта до 10 декабря 1825 года служил частным врачом в Москве. В 1827—1828 годах выдержал экзамен, а 11 ноября 1829 года защитил диссертацию на степень доктора медицины. Затем был командирован на Воробьёвы горы для борьбы с холерой среди чернорабочих. В 1831 году он был назначен адъюнктом по кафедре общей патологии и терапии в Московском университете и в то же время состоял врачом при Московской удельной конторе. Читал в университете общую патологию, общую терапию, фармакологию с рецептурой. В 1836 году в результате университетской реформы был уволен за штат.
В 1839 году Лебедев был избран в адъюнкты Московской медико-хирургической академии по кафедре общей терапии и фармакологии с рецептурой, но и отсюда был уволен вследствие закрытия академии. в 1860-х годах служил при Московском попечительстве о бедных. Последние годы жизни Лебедев провёл в маленьком имении Тихом, недалеко от станции Пушкино, по Московско-Ярославской железной дороги, где он и умер 17 июля 1884 года.
Научные работы
Лебедеву принадлежат следующие печатные работы:
- «De febre adinamica vulgo dictu putrida» М. 1829 г. (докторская диссертация);
- «О средствах к скорейшему усовершенствованию медицины в России» («Вестник естественных наук и медицины», 1829 г., кн. III);
- «Краткое учение о горячках», М. 1831 г.;
- «О повальных болезнях», лекция («Учен. Записки Моск. университета» 1833 г., ч. II, кн. 6);
- «О пищеварении» (там же, ч. III, кн. 7 и 9);
- «О жизни, письмо к проф. Максимовичу» (там же, 1834 г., ч. ІV, кн. 12);
- «Содержание общей патологии», лекция (там же, 1835 г., ч. VII, кн. 7);
- «Общая антропология». М. 1835 г.;
- «О способах лечения и их разделении», лекция («Ученые Записки Моск. университета», 1836 г., ч. Х, кн. 4);
- «Опыт критического обозрения нозологических систем Линнея, Фогеля, Саважа, Согара, Куллена, Пипеля, Мудрова, Шенлейна, Дядьковского, Гуда и Сокольского», М., 1840 г.;
- «Руководство к общей терапии», М., 1841 г.;
- «Общая фармакология», М., 1842 г.;
- «Практическая фармакология», М., 1842 г. (второе издание вышло под названием «Наука о лекарствах или фармакология» М., 1853 г.);
- «Рецептура», М., 1843 г.;
- «О повальных болезнях и в частности холере» («Московские Ведомости», 1849 г., № 106—109).
Кроме того, Лебедев напечатал ряд статей в повременных же медицинских изданиях и издал книгу под названием: «Практическая медицина: рассуждение о действии лекарств на человеческое тело», соч. проф. И. Дядьковского, с его биографией. М., 1847 г.
Напишите отзыв о статье "Лебедев, Козьма Васильевич"
Литература
- Герценштейн Г. М. Лебедев, Козьма Васильевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- Лебедев, Козьма Васильевич // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
Отрывок, характеризующий Лебедев, Козьма Васильевич
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
