Леццано, Борис Борисович

Борис Борисович Леццано<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">С портрета работы внучки Леццано, Наталии Петровны Дивовой, 1822</td></tr>
Военный губернатор Иркутской губернии
1798 год — 1800 год
Предшественник:	Христофор Андреевич Трейден
Преемник:	Николай Петрович Лебедев
Военный губернатор Архангельской губернии
6 апреля 1798 года — 22 сентября 1798 года
Предшественник:	Иван Романович Ливен
Преемник:	Дмитрий Иванович Лобанов-Ростовский
Рождение:	1740(1740) Италия
Смерть:	5 июля 1827(1827-07-05) Санкт-Петербург, Российская империя
Место погребения:	Санкт-Петербург
Род:	Леццано
Военная служба
Годы службы:	1753—1802
Звание:	генерал от инфантерии
Командовал:	Витебский мушкетёрский полк
Сражения:	Русско-турецкая война (1787—1792), Штурм Измаила (1790), Мачинское сражение
Награды:

Бори́с Бори́сович Леццано (1740—1827) — итальянец, на русской службе дослужившийся до чина генерала от инфантерии. В 1798-1800 гг. иркутский военный губернатор.

Биография

По происхождению итальянец, начал службу при дворе «рейт-пажом» 1 Января 1753 г.; через 2 года, 25 Апреля 1755 г., выпущен в армию прапорщиком, 1 Января 1759 г. произведен в подпоручики, 1 Января 1765 г. — в поручики, в 1767 г., 1 Января — в капитаны, в 1770 г. — в секунд-майоры, а на следующий год, 22 Октября 1771 г. — в премьер-майоры; пробыв в этом чине 6 лет, Леццано 30 Января 1777 г. произведен в подполковники, 21 Апреля 1785 г. — в полковники и ровно через 4 года, в 1789 г., — в бригадиры.

За это время он участвовал в походах: в 1760 и 1761 гг. был в Померании при взятии Кольберга, с 1770 по 1774 г. и в 1788 г. сражался в Польше с конфедератами, участвовал во 2-й Турецкой войне, был во многих делах с турками, в том числе на штурме Измаила и сражении при Мачине.

В 1784 г., 26 Ноября, он получил орден св. Георгия 4-й ст., а 28 июня 1792 г. пожалован был Георгием 3-й степени

Во уважение на усердную службу, отличную храбрость и расторопность, оказанную им при употреблении его к взятию укрепления на острове против Браилова и преуспеяния в том.

Командуя, в чине бригадира, Витебским мушкетерским полком, Леццано 1 Января 1795 г. был произведен в генерал-майоры. Павел I, особенно благоволивший к Леццано, произвел его 8 Февраля 1798 г. в генерал-лейтенанты, с назначением Архангельским военным губернатором, затем, 25 Ноября 1799 г., пожаловал его в генералы-от-инфантерии, назначив в то же время Иркутским военным губернатором.

Будучи в Архангельске, Леццано, в Апреле 1798 г., отобрал привезенную бумагу со знакомь «пагубных французских вольностей», которую Государь приказал сжечь. За время службы в Иркутске он представил проект устройства земель в Забайкалье, положив начало заселению области, установил надзор за Китайской границей, заботился об устройстве Кругобайкальской дороги, учредил в 1801 г. Камчатский ландмилиции полк. 10 июля 1800 года пожалован орденом Св. Иоанна Иерусалинского командорского креста.

Иркутским губернатором Леццано оставался до 1802 г., когда указом 26 Марта 1802 г. был «отставлен от службы», причем предварительно, 25 Января того же года, ему было «дано на замечание, что постройка домов для поселенцев в Забайкалье идет не поспешно», а его преемнику указывалось на «несчастный опыт, при бывшем губернаторе Леццано сделанный, который показал, сколь пагубные последствия имеют распоряжения, на стеснении основанные».

Император Павел пожаловал Леццано имение в Новгородской губернии, где он построил себе усадьбу «Ватагино», которою и до начала ХХ в. владели его потомки — Дивовы и Храповицкие. Семейное предание передает, что Леццано «явился к государю в неформенной шпаге; на гневное замечание Павла I, Леццано ответил, что „эта шпага была ему пожалована родителем государя, Петром III, почему он её и носит“. Ответь этот сменил царский гнев на милость: Император тут же пожаловал ему свою форменную шпагу и велел её носить». Б. Б. Леццано «оставил по себе память честнейшего, строгого и взыскательного служаки, вспыльчивого и до самой смерти своей — бодрого старика».

Б. Б. Леццано скончался 5 июля 1827 г. и похоронен на кладбище Фарфорового завода, на Неве.

Литература

• Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.

Отрывок, характеризующий Леццано, Борис Борисович

В последнее время своего пребывания в Воронеже княжна Марья испытала лучшее счастье в своей жизни. Любовь ее к Ростову уже не мучила, не волновала ее. Любовь эта наполняла всю ее душу, сделалась нераздельною частью ее самой, и она не боролась более против нее. В последнее время княжна Марья убедилась, – хотя она никогда ясно словами определенно не говорила себе этого, – убедилась, что она была любима и любила. В этом она убедилась в последнее свое свидание с Николаем, когда он приехал ей объявить о том, что ее брат был с Ростовыми. Николай ни одним словом не намекнул на то, что теперь (в случае выздоровления князя Андрея) прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться, но княжна Марья видела по его лицу, что он знал и думал это. И, несмотря на то, его отношения к ней – осторожные, нежные и любовные – не только не изменились, но он, казалось, радовался тому, что теперь родство между ним и княжной Марьей позволяло ему свободнее выражать ей свою дружбу любовь, как иногда думала княжна Марья. Княжна Марья знала, что она любила в первый и последний раз в жизни, и чувствовала, что она любима, и была счастлива, спокойна в этом отношении.
Но это счастье одной стороны душевной не только не мешало ей во всей силе чувствовать горе о брате, но, напротив, это душевное спокойствие в одном отношении давало ей большую возможность отдаваться вполне своему чувству к брату. Чувство это было так сильно в первую минуту выезда из Воронежа, что провожавшие ее были уверены, глядя на ее измученное, отчаянное лицо, что она непременно заболеет дорогой; но именно трудности и заботы путешествия, за которые с такою деятельностью взялась княжна Марья, спасли ее на время от ее горя и придали ей силы.
Как и всегда это бывает во время путешествия, княжна Марья думала только об одном путешествии, забывая о том, что было его целью. Но, подъезжая к Ярославлю, когда открылось опять то, что могло предстоять ей, и уже не через много дней, а нынче вечером, волнение княжны Марьи дошло до крайних пределов.
Когда посланный вперед гайдук, чтобы узнать в Ярославле, где стоят Ростовы и в каком положении находится князь Андрей, встретил у заставы большую въезжавшую карету, он ужаснулся, увидав страшно бледное лицо княжны, которое высунулось ему из окна.
– Все узнал, ваше сиятельство: ростовские стоят на площади, в доме купца Бронникова. Недалече, над самой над Волгой, – сказал гайдук.
Княжна Марья испуганно вопросительно смотрела на его лицо, не понимая того, что он говорил ей, не понимая, почему он не отвечал на главный вопрос: что брат? M lle Bourienne сделала этот вопрос за княжну Марью.
– Что князь? – спросила она.
– Их сиятельство с ними в том же доме стоят.
«Стало быть, он жив», – подумала княжна и тихо спросила: что он?
– Люди сказывали, все в том же положении.
Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где то. Загремели откидываемые подножки.
Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.
– Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя мое! я вас люблю и знаю давно.]
Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо было ей сказать что нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие то учтивые французские слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он?
– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам.
– Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна.
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.