1800 год
Поделись знанием:
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.
Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.
Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.
Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
| Годы |
|---|
| 1796 · 1797 · 1798 · 1799 — 1800 — 1801 · 1802 · 1803 · 1804 |
| Десятилетия |
| 1780-е · 1790-е — 1800-е — 1810-е · 1820-е |
| Века |
| XVII век — XVIII век — XIX век |
| Григорианский календарь | 1800 MDCCC |
| Юлианский календарь | 1799—1800 (с 12 января) |
| Юлианский календарь с византийской эрой |
7308—7309 (с 13 сентября) |
| От основания Рима | 2552—2553 (с 3 мая) |
| Еврейский календарь |
5560—5561 ה'תק"ס — ה'תקס"א |
| Исламский календарь | 1214—1215 |
| Древнеармянский календарь | 4292—4293 (с 11 августа) |
| Армянский церковный календарь | 1249 ԹՎ ՌՄԽԹ
|
| Китайский календарь | 4496—4497 己未 — 庚申 жёлтая овца — белая обезьяна |
| Эфиопский календарь | 1792 — 1793 |
| Древнеиндийский календарь | |
| - Викрам-самват | 1856—1857 |
| - Шака самват | 1722—1723 |
| - Кали-юга | 4901—4902 |
| Иранский календарь | 1178—1179 |
| Буддийский календарь | 2343 |
| Японское летосчисление | 12-й год Кансэй |
1800 (тысяча восьмисотый) год по григорианскому календарю — невисокосный год, начинающийся в среду. Это 1800 год нашей эры, 800 год 2 тысячелетия, 100 год XVIII века, 10 год 10-го десятилетия XVIII века, 1 год 1800-х годов.
Содержание
События
- Население Земли — 1 миллиард человек.
- Невисокосный год. С 13 марта разница между юлианским календарём («по старому стилю») и григорианским календарём («по новому стилю») равна 12 дням.
Январь
- 7 января — распущена Исполнительная Директория Гельветической республики. Вместо неё была создана Исполнительная комиссия[1].
- 17 января (27 нивоза VIII года) — в Париже приостановлен выпуск всех политических газет, за исключением 13 газет, разрешённых правительством[1].
- 18 января (или 13 февраля, 24 плювиоза VIII года) — Банк Франции создаётся Наполеоном Бонапартом[1].
- 24 января — в Эль-Арише заключён договор между командующим французскими войсками в Египте генералом Жаном-Батистом Клебером и великим везиром Османской империи[2].
Февраль
- 1 февраля — Бой USS Constellation с La Vengeance
- 17 февраля (28 плювиоза VIII года) — административная реформа во Франции и учреждение префектур[1].
- 18 февраля (29 плювиоза VIII года) — взят в плен и расстрелян вождь вандейцев Фротте, после чего Вандейский мятеж пошёл на убыль[1].
Март
- 14 марта — Папой Римским стал (1800—1823) Пий VII (1742—1823).
- 20 марта — командующий французскими войсками в Египте генерал Жан-Батист Клебер разгромил пришедшую из Сирии турецкую армию при Гелиополе[3].
Апрель
- 2 апреля — между Россией и Турцией заключена Константинопольская конвенция о статусе Ионических островов и албано-греческого побережья, освобождённых русским флотом. Создавалась «Республика Семи Островов», побережье передавалось Турции[4].
- 2 апреля — на Ионических островах провозглашена «Республика Семи Островов»[2].
- 23 апреля — Дата основания Библиотеки Конгресса США президентом Джоном Адамсом, выделившим 5 тысяч долларов на закупку книг[5].
- 24 апреля — в США принят закон о переезде правительства и конгресса в новую столицу — город Вашингтон[5].
Май
- 3 мая — французские войска генерала Лекурба разбили австрийские войска у Штоккаха. В этот же день французские войска генерала Жана Моро разбил австрийцев у Энгена[5].
- 8 мая — Наполеон Бонапарт выехал из Парижа к армии в Италии[6].
- 10 мая — в США принят земельный закон, по которому установлена цена в 2 доллара за 320 акров, продлён срок кредита и уменьшены размеры продаваемых участков на Западе[5].
- 21 мая — армия Наполеона Бонапарта перешла перевал Сен-Бернар в Альпах и вступила на земли Италии[7].
- 28 мая — в Индии британскими властями принято решение взять под управление набобство Карнатик[8].
Июнь
- 4 июня — армия Наполеона Бонапарта вступила в Милан[9].
- 14 июня
- В битве при Маренго Наполеон Бонапарт одерживает решающую победу над австрийцами[9].
- Установлена вассальная зависимость Неаполитанского королевства от Франции[1].
- В Каире командующий французскими войсками генерал Клебер заколот арабским патриотом. Командование принял дивизионный генерал Жак Франсуа Мену де Бюсси[2].
- 17 июня — в Италии восстановлена Цизальпинская республика[1].
Июль
- 2 июля — принят парламентский акт об унии Великобритании и Ирландии[10].
- 5 июля — французский генерал Жан Виктор Моро и австрийский генерал Край заключили перемирие в Парсдорфе[1].
- 15 июля — скончался набоб Карнатика Омдат эль Омр. К власти пришёл его старший сын Али Хусейн, отвергший британское предложение о протекторате. В ответ он был объявлен «частным лицом, враждебным британским интересам» и была поставлена под сомнение его законнорождённость[8].
- 21 июля — в Париж для переговоров о мире прибыл представитель Австрийской империи генерал-лейтенант граф Сен-Жюльен, который начал переговоры с министром внешних сношений Шарлем Морисом Талейраном[11].
- 25 июля — в Кабуле эмир Афганистана Заман-Шах свергнут своим братом Махмуд-Шахом[1].
- 28 июля — в Париже представитель Австрийской империи генерал-лейтенант граф Сен-Жюльен подписал прелиминарные условия мира, после чего был отозван в Вену и арестован. Подписанная им договорённость была дезавуирована[11].
Август
- 1 августа — армия Туссен-Лувертюра занимает испанскую часть острова Гаити[12].
- 5 августа — реформа государственной власти Гельветической республики. Верховный совет и Сенат распущены и заменены Законодательным корпусом, Исполнительная комиссия заменена Исполнительным советом[1].
Сентябрь
- 5 сентября — Англичане заняли столицу Мальты Валетту своими войсками и подняли там британский флаг. Военным губернатором острова стал англичанин Александр Болл[2].
- 30 сентября — США и Франция заключили договор о дружбе и союзе в Монфонтене (Париж)[5].
Октябрь
- 1 октября — Франция и Испания заключили договор в Сан-Ильдефонсо, по которому Луизиана должна была быть возвращена Франции[1].
- 8 октября — глава коллегии иностранных дел Российской империи Фёдор Ростопчин сообщил Наполеону Бонапарту условия восстановление дружественных отношений между странами: передача Мальты ордену святого Иоанна Иерусалимского, возвращение владений королю Сардинии и пр.[13].
- 10 октября — в Париже полиция арестовала четырёх человек (Черакки, Арена, Демервиль и Топино-Лебрен), намеревавшихся заколоть кинжалами первого консула Наполеона Бонапарта. Во Франции начинаются аресты якобинцев[14].
- 12 октября — в Индии Англия заключает договор с низамом Хайдарабада, фактически устанавливающий британский контроль над страной. Англии переданы бывшие владения Типу-Сагиба, ранее захваченные низамом[15].
- 14 октября — император Павел I одобрил записку главы коллегии иностранных дел Российской империи Фёдора Ростопчина о союзе с Францией. Вскоре вице-канцлер Никита Панин отправлен в отставку и сослан в Московскую губернию[16].
- 20 октября (1 вандемьера) — во Франции принято постановление, разрешившее возвращение в страну отдельным категориям эмигрантов[17].
Ноябрь
- 1 ноября — президент США Джон Адамс получает новую резиденцию, позже названную Белым Домом.
- 5 ноября — в Париж для переговоров о восстановлении католицизма во Франции прибыли посланцы Папы Римского архиепископ Каринтийский Спина и теолог Ватикана Казелли[18].
- 7 ноября — 8-тысячный русский отряд в битве на реке Иори отразил вторжение 15-тысячного аварско-лезгинского войска Умма-хана IV в Грузию.
- 18 ноября — французская полиция арестовала якобинца Шевалье, готовившего взрывное устройство для покушения на первого консула Наполеона Бонапарта[14].
Декабрь
- 3 декабря — в сражении при Гогенлиндене близ Мюнхена французская армия генерала Жана Виктора Моро разбила армию Австрии под командованием эрцгерцога Иоанна[1][19].
- 18 декабря — Создание Лиги нейтральных стран Россией, Пруссией и скандинавскими государствами.
- 21 декабря — министр внешних сношений Франции Шарлем Морисом Талейраном сообщил главе коллегии иностранных дел Российской империи Фёдору Ростопчину о согласии на предложенные Россией условия переговоров между странами[16].
- 25 декабря (3 нивоза)
- Взрыв на улице Сен-Никез в Париже. Первый консул Франции Наполеон Бонапарт чудом остался жив[20].
- Франция и Австрийская империя заключили перемирие в Штейере. Австрия передала Франции крепости в Баварии и Тироле[1].
- Полная отмена прикрепления крестьян к земле в Дании.
- Татарский просветитель Габделгазиз Бурнашев открывает в Казани первую татарскую типографию.
- Вильгельм Гершель открывает инфракрасное излучение
- Правительство Китая пообещало амнистию восставшим. Прекращение восстания в Хэнани, Шаньси, Сычуани, Ганьсу. Отдельные отряды продолжают действовать в Хубэе и Шэньси.
- 1800—1809 — Восстание «морских пиратов» на юго-востоке Китая.
- Современный г. Светлогорск (Гомельская область, Беларусь) отмечен в письменном источнике как д. Шатилки.
Наука
Музыка
Напишите отзыв о статье "1800 год"
Литература
Культура
- 16 января — премьера оперы Les Deux Journées, ou Le Porteur d’eau Луиджи Керубини в Théâtre Feydeau в Париже.
- 2 апреля — 1-я симфония Бетховена исполняется впервые в Вене.
- 2 июня — премьера оперы Farmacusa Антонио Сальери в театре Karntnertor в Вене
- 16 октября — премьера оперы Tamerlan Иоганна Фридриха Райхардта в придворной опере Берлина
Родились
См. также: Категория:Родившиеся в 1800 году
- 1 января — Константин Геринг (ум. 1880), считающийся основателем гомеопатии в Америке.
- 1 января — Вацлав Эмануэль Хорак, чешский композитор .
- 7 января — Миллард Филлмор (ум. 1874), 13-й президент Соединённых Штатов Америки.
- 14 января — Людвиг фон Кохель (ум. 1877), австрийский музыковед.
- 21 января — Теодор Флиднер (ум. 1864), немецкий священник.
- 26 января — Иоганн Герхард Онкен (ум. 1884), основатель немецкой общины баптистов.
- 28 января — Фридрих Август Штулер (ум. 1865), прусский архитектор.
- 7 февраля — Теодор фон Цвель (ум. 1875), немецкий государственный министр.
- 11 февраля — Уильям Фокс Тальбот (ум. 1877), английский пионер фотографии.
- 12 февраля — Джон Эдвард Грей (ум. 1875), британский зоолог.
- 2 марта — Евгений Баратынский, русский поэт.
- 10 марта — Виктор Эйм Хабер (ум. 1869), немецкий социальный реформатор, туристический писатель и историк литературы.
- 16 марта — Нинко (ум. 1846), 120-й император Японии.
- 31 марта — Осип Сенковский («Барон Брамбеус»), писатель, ориенталист, редактор.
- 15 апреля — Джеймс Клэйрк Росс (ум. 1862), английский первооткрыватель и мореплаватель.
- 16 апреля — Якоб Гейне (ум. 1879), медик и первооткрыватель спинального полиомиелита.
- 9 мая — Джон Браун (ум. 1859), американский радикальный сторонник отмены рабства.
- 17 мая — Карл Фридрих Цольнер (ум. 1860), немецкий композитор.
- 17 мая — Эрнст фон Бандель (ум. 1876), художник и скульптор.
- 30 мая — Карл Вильгельм Фойербах (ум. 1834), преподаватель математики и математик.
- 17 июня — Ивар Фредрик Бредаль (ум. 1864), датский композитор.
- 23 июня — Шарлотта Бирх-Пфайффер (ум. 1868), немецкая актриса и писательница.
- 19 июля — Хуан Жозе Флорес (ум. 1864), эквадорский президент.
- 22 июля — Якоб Лорбер (ум. 1864), австрийский писатель и музыкант.
- 24 июля — Фридрих Георг Вик (ум. 1860), немецкий технологический писатель и промышленник.
- 25 июля — Генрих Гопперт (ум. 1884), немецкий ботаник, палеонтолог и профессор.
- 31 июля — Фридрих Волер, немецкий химик.
- 20 августа — Бернхард Гейне (ум. 1846), медик.
- 28 августа — Дитрих Вильгельм Ландферманн (ум. 1882), педагог, демократ и директор школы в Дуйсбурге.
- 12 сентября — Фридрих фон Уехтриц (ум. 1875), немецкий поэт, историк и специалист по генеалогии.
- 15 сентября — Пауль Фридрих (ум. 1842), великий герцог Шверина и Мекленбурга.
- 26 октября — Гельмут Карл Бернхард (ум. 1891), Граф фон Мольтке Старший, прусский генерал-фельдмаршал.
- 6 ноября — Эдуард Грель (ум. 1886), немецкий композитор и органист.
- 23 ноября — Михаил Петрович Погодин, русский историк и писатель (ум. 1875).
- 28 декабря — Василий Садовников, русский художник.
- 29 декабря — Чарльз Гудиер (ум. 1860), американский химик.
Скончались
См. также: Категория:Умершие в 1800 году
- 25 апреля — Уильям Купер, английский поэт (родился в 1731).
- 28 апреля — Евстигней Ипатович Фомин, русский композитор (родился в 1761).
- 7 мая
- Никколо Пиччини, итальянский композитор классической музыки (родился в 1728).
- Жан Батист Мишель Валлен-Деламот, французский архитектор, работавший в 1750-х—1770-х годах в Петербурге (родился в 1729).
- 18 мая — Александр Васильевич Суворов, русский генералиссимус (родился в 1729 или 1730).
- 14 июня — Жан-Батист Клебер, французский генерал (родился в 1753).
- 20 июня — Авраам Готтгельф Кестнер, немецкий математик и автор эпиграмм (родился в 1719).
- 15 июля — Христиан Христианович Безак, российский педагог (родился в 1727).
- 8 сентября — Пьер Гавинье, французский скрипач и композитор (родился в 1728).
- 26 сентября — Салават Юлаев, башкирский борец за свободу и поэт, национальный герой Башкирии (родился в 1754).
- 14 декабря — Осип Михайлович Дерибас, российский адмирал испанского происхождения (родился в 1749).
См. также
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 [krotov.info/history/19/57/laviss_60.htm Лависс Э., Рамбо А. История XIX века. т. 1. Хронология]
- ↑ 1 2 3 4 Лависс Э., Рамбо А. История XIX века. т. 2 / М. 1938 — С. 457.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т.9 — С.58.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т.13 — С.48.
- ↑ 1 2 3 4 5 Лависс Э., Рамбо А. История XIX века. т. 2 / М. 1938 — С. 465.
- ↑ Тарле Е. В. Наполеон / М. 1992 — С. 115.
- ↑ Тарле Е. В. Наполеон / М. 1992 — С. 119.
- ↑ 1 2 Лависс Э., Рамбо А. История XIX века. т. 2 / М. 1938 — С. 421.
- ↑ 1 2 Тарле Е. В. Наполеон / М. 1992 — С. 120.
- ↑ Лависс Э., Рамбо А. История XIX века. т. 2 / М. 1938 — С. 451.
- ↑ 1 2 Борисов Ю. В. Шарль-Морис Талейран / М. 1986 — С. 160.
- ↑ Лависс Э., Рамбо А. История XIX века. т. 2 / М. 1938 — С. 467.
- ↑ Борисов Ю. В. Шарль-Морис Талейран / М. 1986 — С. 168.
- ↑ 1 2 Тарле Е. В. Наполеон / М. 1992 — С. 125.
- ↑ Лависс Э., Рамбо А. История XIX века. т. 2 / М. 1938 — С. 417.
- ↑ 1 2 Борисов Ю. В. Шарль-Морис Талейран / М. 1986 — С. 169.
- ↑ Тарле Е. В. Наполеон / М. 1992 — С. 129.
- ↑ Борисов Ю. В. Шарль-Морис Талейран / М. 1986 — С. 140.
- ↑ СИЭ т.1 — С.129.
- ↑ Тарле Е. В. Наполеон / М. 1992 — С. 127.
| Календарь на 1800 год | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
Январь
|
Февраль
|
Март
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Апрель
|
Май
|
Июнь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Июль
|
Август
|
Сентябрь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Октябрь
|
Ноябрь
|
Декабрь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий 1800 год
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.
Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.
Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.
Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
