1774 год
Поделись знанием:
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.
Элен, возвратившись вместе с двором из Вильны в Петербург, находилась в затруднительном положении.
В Петербурге Элен пользовалась особым покровительством вельможи, занимавшего одну из высших должностей в государстве. В Вильне же она сблизилась с молодым иностранным принцем. Когда она возвратилась в Петербург, принц и вельможа были оба в Петербурге, оба заявляли свои права, и для Элен представилась новая еще в ее карьере задача: сохранить свою близость отношений с обоими, не оскорбив ни одного.
Годы |
---|
1770 · 1771 · 1772 · 1773 — 1774 — 1775 · 1776 · 1777 · 1778 |
Десятилетия |
1750-е · 1760-е — 1770-е — 1780-е · 1790-е |
Века |
XVII век — XVIII век — XIX век |
Григорианский календарь | 1774 MDCCLXXIV |
Юлианский календарь | 1773—1774 (с 12 января) |
Юлианский календарь с византийской эрой |
7282—7283 (с 12 сентября) |
От основания Рима | 2526—2527 (с 2 мая) |
Еврейский календарь |
5534—5535 ה'תקל"ד — ה'תקל"ה |
Исламский календарь | 1188—1189 |
Древнеармянский календарь | 4266—4267 (с 11 августа) |
Армянский церковный календарь | 1223 ԹՎ ՌՄԻԳ
|
Китайский календарь | 4470—4471 癸巳 — 甲午 чёрная змея — зелёная лошадь |
Эфиопский календарь | 1766 — 1767 |
Древнеиндийский календарь | |
- Викрам-самват | 1830—1831 |
- Шака самват | 1696—1697 |
- Кали-юга | 4875—4876 |
Иранский календарь | 1152—1153 |
Буддийский календарь | 2317 |
Японское летосчисление | 3-й год Анъэй |
1774 (тысяча семьсот семьдесят четвёртый) год по григорианскому календарю — невисокосный год, начинающийся в субботу. Это 1774 год нашей эры, 774 год 2 тысячелетия, 74 год XVIII века, 4 год 8-го десятилетия XVIII века, 5 год 1770-х годов.
Содержание
События
Западная и Центральная Европа
- Уилкс был избран в парламент, а лондонская буржуазия избрала его лорд-мэром.
- 1774—1792 — Король Франции Людовик XVI.
- 1774—1776 — Реформы Тюрго (генерального контролера финансов) во Франции. Уменьшение пошлин с ввозимых в города продовольственных товаров, введение пошлин на привилегированные. Крестьянская дорожная барщина упразднена, введена дорожная пошлина на феодалов.
- Стачка в Лионе.
Восточная Европа
- Войска восставших крестьян под руководством Емельяна Пугачёва временно захватывают Казань
- Присоединение Осетии к Российской империи.
- 21 июля — подписан Кючук-Кайнарджийский мир между Россией и Турцией.
- 19 сентября — в районе Узеней, у хутора Казачья Таловка (ныне посёлок Казталовка Западно-Казахстанской области) пленён Пугачёв, предводитель Крестьянской войны 1773—1775 годов
- 1774—1789 — Султан Турции Абдул-Хамид I.
Азия
- 1774—1775 — Массовые волнения в Младшем (хан Нуралы) и Среднем (хан Аблай) жузах.
- Закон английского парламента об управлении Индией. Губернатор Бенгалии становился генерал-губернатором всех владений в Индии. Создавался генерал-губернаторский совет.
- 1774—1785 — Генерал-губернатор английских владений в Индии Уоррен Хейстингс (Гастингс).
- Гастингс разгромил основные силы повстанцев в Бенгалии.
- Войска Ост-Индской компании внезапно вторглись в Рохилкханд, разграбили его и подчинили Ауду.
- 1774—1775 — Вооружённое выступление против маньчжуров в Шаньдуне, организованное тайным обществом «Белый лотос».
Америка и Океания
- Бостонский порт закрыт. Губернатор получил чрезвычайные полномочия. Колония Массачусетс лишилась хартии самоуправления. Запрещены городские митинги, отменён суд присяжных.
- 1 июля — Вступление действие билля о закрытии порта. Объявлен в Виргинии днём «скорби, поста и молитвы». Парламент принял «Квебекский акт». Сохранял порядки Канады. К Канаде присоединена огромная северо-западная территория за Аллеганами.
- 5 сентября — 26 октября — Работа Первого Континентального конгресса в Филадельфии (США) (кроме представителей Джорджии, делегация которой задержана губернатором). Написание «Декларации прав» американских колоний. Резолюция (предложенная Дж. Уорреном) о неподчинении британским приказам, бойкоте английских товаров и начале военных приготовлений. Учреждена Континентальная ассоциация. Образование в округах «Комитетов безопасности» для контроля за решениями ассоциации. Конгресс обратился к королю с жалобой, принял обращение к народу 13 колоний, к народам Англии и Канады. Зима — В колониях стали стихийно возникать вооружённые отряды.
- 1 декабря — вступил в силу торговый бойкот между Великобританией и её североамериканскими колониями, инициированный первым Континентальным конгрессом.
- Открытие экспедицией Кука о-вов Фиджи, Новой Каледонии.
Наука
Напишите отзыв о статье "1774 год"
Литература
Родились
См. также: Категория:Родившиеся в 1774 году
- 18 января
- Бернгард Дрезеке (Johann Heinrich Bernhard Dräsecke), немецкий богослов, проповедник, епископ (умер в 1849 году).
- Анна Петровна Бунина, первая крупная русская поэтесса, Русская Сапфо и Десятая Муза, как называли её современники (умерла в 1829 году).
- 4 апреля — Изидор Вейс, виленский художник-гравёр, издатель, профессор Виленского университета (умер в 1821 году).
- 21 апреля — Жан Батист Био, французский физик, геодезист и астроном (умер в 1862 году).
- 26 апреля — Анн Жан Мари Рене Савари, герцог де Ровиго, французский политический и военный деятель (умер в 1833 году).
- 7 мая — Фрэнсис Бофорт, английский адмирал, военный гидрограф и картограф (умер в 1857 году).
- 12 августа — Роберт Саути, английский поэт-романтик, представитель «озёрной школы» (умер в 1843 году).
- 5 сентября — Каспар Давид Фридрих, немецкий живописец (умер в 1840 году).
- 17 сентября — Джузеппе Меццофанти, итальянский кардинал, выдающийся полиглот (умер в 1849 году).
- Варлаам Чикойский — игумен Чикойского Иоанно-Предтеченского монастыря, святой Русской церкви.
Скончались
См. также: Категория:Умершие в 1774 году
- 4 февраля — Шарль Мари де ла Кондамин, французский астроном, геодезист и путешественник, исследователь Южной Америки, почётный член Петербургской академии наук (род. 1701).
- 22 сентября — Климент XIV, Папа Римский (род. 1705).
- 22 ноября — Роберт Клайв, 1-й барон Клайв Плэссийский, британский губернатор Бенгалии, победитель при Плесси, один из создателей британской колониальной империи (род. 1725).
- 20 декабря — Пол Уайтхед, английский поэт-сатирик (ум. 1710).
См. также
1774 год в Викитеке? |
Календарь на 1774 год | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
Январь
|
Февраль
|
Март
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Апрель
|
Май
|
Июнь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Июль
|
Август
|
Сентябрь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Октябрь
|
Ноябрь
|
Декабрь
|
Отрывок, характеризующий 1774 год
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.
Элен, возвратившись вместе с двором из Вильны в Петербург, находилась в затруднительном положении.
В Петербурге Элен пользовалась особым покровительством вельможи, занимавшего одну из высших должностей в государстве. В Вильне же она сблизилась с молодым иностранным принцем. Когда она возвратилась в Петербург, принц и вельможа были оба в Петербурге, оба заявляли свои права, и для Элен представилась новая еще в ее карьере задача: сохранить свою близость отношений с обоими, не оскорбив ни одного.