Лихарева, София Алексеевна

София Алексеевна Лихарева
София Алексеевна Лихарева
Дата рождения:	14 августа 1883(1883-08-14)
Место рождения:	Тосно
Дата смерти:	11 октября 1980(1980-10-11) (97 лет)
Место смерти:	Кентшин

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

София Алексеевна Лихарева (польск. Zofia Licharewa, 14 августа 1883 года, Тосно, Петербургская губерния, Российская империя — 11 октября 1980 года, Кентшин, Польша) — польский геолог, педагог, искусствовед, краевед и основательница Регионального музея имени Войцеха Кентшиньского.

Биография

Родилась 14 августа 1883 года в Тосно в семье генерал-майора Алексея Лихарева и Марии Грушецкой, которая была дочерью полковника инженерных войск и имела польское происхождение. Получила домашнее образование. Как дочь генерал-майора София Лихарева участвовала в торжествах по случаю коронации императора Николая II. В 1905 году после смерти отца София Лихарева перешла в католичество и стала прихожанкой прихода святой Екатерины Александрийской в Санкт-Петербурге. Через некоторое время вступила в женский монастырь. С 1906 по 1907 год обучалась в Ягеллонском университете, где она закончила IV и V курсы философии. Продолжила своё образование в Санкт-Петербурге на факультете математики и физики Высших женских курсов. На этом же факультете изучала минералогию. Работала в Геологическом комитете в Санкт-Петербурге и одновременно преподавала естествознание в петербургском лицее. В 1913 году была направлена женским монастырём на миссию в Китай, где работала преподавателем в Международном лицее в Шанхае. В 1915 году возвратилась в Петроград, где закончив курсы сестёр милосердия, стал работать в Польском лазарете.

С 1916 по 1918 год занималась наукой и участвовала общественной организации, занимавшейся реставрацией памятников. 10 февраля 1919 года приняла участие в конференции в Зимнем дворце, которая занималась организацией Государственного музея по охране памятников искусства. В 1920 году вместе с Александром Ферсманом участвовала в организации экспедиции за полярный круг. В 1923—1924 годах преподавала физику в Польском педагогическом училище. С 1925 по 1929 года работала научным сотрудником в Геологическом комитете в Ленинграде и одновременно преподавала в Университет сельского хозяйства. В это же время написала научное сочинение «Глины северных районов», которая была издана в Российской академии наук. В 1929 году по поручению Александра Ферсмана поехала на научную конференцию в Польшу, откуда не возвратилась в СССР.

С 1929 по 1932 года работала в Государственном Геологическом институте в Варшаве. В 1930 году участвовала в геологической экспедиции в районах Кельце и Кракова. В 1931 году отказалась от советского гражданства. С 1933 года проживала в Кракове, где преподавала в Ягеллонском университете.

С 1940 года проживала в окрестностях города Сувалки. В 1944 году в связи с наступлением советских войск была эвакуирована в район Восточной Пруссии.

С 1945 года стала проживать в Кентшине, где работала в районном отделении культуры и занималась поиском предметов искусства в городах Восточной Пруссии. Обнаружила часть коллекции кенигсбергского Прусского музея.

В 1946 года в заднии бывшей тюрьмы основала Краеведческий музей Кентшина. Благодаря деятельности Софии Лихаревой были сохранены оборонные стены Старого города Кентшина.

Работала куратором музея до февраля 1964 года.

Скончалась 11 октября 1980 года и была похоронена на городском кладбище в Кентшине.

Сочинения

• Myśl cerkiewna starożytnej Rusi;
• O ikonografii i ikonostasie;
• Malarstwo ruskie w kościołach polskich;
• Freski w Sandomierzu;
• Stare Grodno;
• Hagia Sophia w Konstantynopolu;
• Dzieje starowierstwa rosyjskiego;
• Starowierzy w Polsce;
• Ikonografia w Nowogrodzie;
• Średniowieczne bractwo św. Zofii w Krakowie;
• Kętrzyn. Z dziejów miasta i powiatu.

Память

• Именем Софии Лихаревой названо Общество любителей Кентшинской земли.

Литература

• Tadeusz Korowaj: Rastenburg/Kętrzyn. Przewodnik historyczny po mieście.. Kętrzyn: 2005, s. 140. ISBN 83-913091-0-X.
• Maria Rutkowska-Kupran, Ciekawe życie Zofii Licharewej/ Agrokompleks (Dwutygodnik Kętrzyńskiego Zrzeszenia Rolniczo-Przemysłowego

Отрывок, характеризующий Лихарева, София Алексеевна

В июне месяце произошло Фридландское сражение, в котором не участвовали павлоградцы, и вслед за ним объявлено было перемирие. Ростов, тяжело чувствовавший отсутствие своего друга, не имея со времени его отъезда никаких известий о нем и беспокоясь о ходе его дела и раны, воспользовался перемирием и отпросился в госпиталь проведать Денисова.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.
Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.