Базилика Святой Екатерины Александрийской

Католический храм
Базилика святой Екатерины Александрийской
Вид с Невского проспекта
Страна	Россия
Город	Санкт-Петербург
Конфессия	Католицизм
Епархия	Архиепархия Матери Божией
Орденская принадлежность	Доминиканцы
Автор проекта	Трезини, Пьетро Антонио, Ж. Б. Валлен-Деламот, Минчиани и А. Ринальди
Первое упоминание	1710
Строительство	1738—7 октября 1783 годы
Статус	Объект культурного наследия РФ № 7810612000
Состояние	Действующий храм
Сайт	[www.catherine.spb.ru/ Официальный сайт]

Базилика святой Екатерины Александрийской — католический храм в Санкт-Петербурге, один из старейших католических храмов России. Памятник архитектуры. Расположен по адресу: Невский проспект, д. 32-34.

Приход храма административно относится к Северо-западному деканату Архиепархии Матери Божией (с центром в Москве), возглавляемой архиепископом митрополитом Паоло Пецци. Единственный католический храм России, которому присвоен почётный титул малой базилики.

История

Строительство

Католический приход святой Екатерины Александрийской был основан в 1716 году; в 1738 году императрица Анна Иоанновна подписала разрешение на возведение католической церкви на Невской перспективе (Невском проспекте), однако строительство шло с большими проблемами. Первоначальный проект был разработан Пьетро Антонио Трезини, начавшиеся под его руководством работы были прекращены в 1751 году после отъезда зодчего на родину. Попытка закончить строительство в 60-х годах XVIII века, предпринятая архитектором Ж. Б. Валлен-Деламотом, также была неудачной. Всё это время община служила во временном храме, зал для которого был оборудован в соседнем доме (на месте современного дома 34 на Невском проспекте). Лишь в 1782 году строительство храма было закончено под руководством итальянских архитекторов Минчиани и А. Ринальди, последний был старостой общины. 7 октября 1783 года храм, получивший статус собора, был освящён в честь святой Екатерины Александрийской, покровительницы императрицы Екатерины II.

Храм во времена Российской империи

Храм св. Екатерины связан с именами многих выдающихся личностей. В 1798 году здесь был похоронен последний польский король Станислав Август Понятовский (впоследствии перезахоронен в Польше), а в 1813 году французский полководец Жан Виктор Моро. Прихожанином храма был знаменитый архитектор Монферран, строитель Исаакиевского собора. Здесь он венчался и крестил сына. Здесь же было отпето его тело после смерти, после чего его вдова увезла гроб с телом мужа во Францию. Прихожанами храма был ряд российских дворян, перешедших в католицизм: княгиня З. А. Волконская, декабрист М. С. Лунин, князь И. С. Гагарин и другие.

Служение в церкви осуществляли представители разных монашеских орденов. Изначально храм принадлежал францисканцам, в 1800 году Павел I отдал храм иезуитам, а в 1815 году, после высылки последних из России, прихожан храма стали окормлять доминиканцы. В 1859 году в храме был крещён будущий архитектор Ф. О. Шехтель.

В 1892 году храм перестал быть орденским и стал управляться епархиальными священниками, однако доминиканская община при храме продолжала существовать.

Перед революцией 1917 года приход насчитывал более тридцати тысяч прихожан.

При храме святой Екатерины несли служение люди, причисленные Католической Церковью к лику святых: святой Зигмунт Фелинский, святая Урсула Ледуховская, блаженный Антоний Лещевич.

В настоящий момент идут процессы по беатификации ряда священников, работавших в храме: о. Константина Будкевича, епископа Антония Малецкого, епископа Болеслава Слоскана, епископа Феофила Матулениса.

После 1917 года

При большевистском режиме некоторые члены прихода были подвергнуты репрессиям; настоятель прихода Константин Будкевич был расстрелян в 1923 году.

Храм оставался открытым вплоть до 1938 года; в нём служили французские священники. Доминиканец Мишель Флоран служил в храме с 1935 по 1938 год и оставался в это время единственным католическим священником в Ленинграде.

В 1938 году храм был закрыт и разграблен; утварь, иконы и книги из сорокатысячной храмовой библиотеки выбросили на улицу. Разорение храма довершил пожар в 1947 году, во время которого пострадал интерьер, детали внутреннего убранства, оплавились металлические трубы органа. О. Флоран был арестован в 1941 году и приговорён к смертной казни, но в последний момент казнь заменили высылкой в Иран через Баку.

Здание храма использовалось как склад; в 1977 году было принято решение о реконструкции здания и преобразовании его в органный зал филармонии. Начались реставрационные работы. В феврале 1984 года, в результате поджога, в здании вспыхнул сильнейший пожар, который свёл на нет работу реставраторов и окончательно уничтожил внутреннее убранство. В огне погибла вся скульптура, остатки росписей, мраморные алтари и 12-метровый корпус органа конца XVIII века. После этого сгоревший храм стоял закрытым, а окна были заколочены. В здании монастыря были устроены кабинеты Музея атеизма и частные квартиры.

Возрождение

Восстановление нормальной деятельности Католической церкви в России началось в начале 90-х годов XX века. В 1991 году был зарегистрирован вновь образованный приход святой Екатерины, в феврале 1992 года городские власти приняли решение о возвращении храма Церкви. В том же году начались масштабные реставрационные работы в здании храма, находившемся в ужасном состоянии. К октябрю 1992 года завершился первый этап реставрационных работ, был установлен временный алтарь. В октябре 1998 года была открыта часовня Благовещения, а 16 апреля 2000 года была освящена алтарная часть храма. В 2003 году было закончено восстановление основной части храма и впервые открыты центральные ворота. Работы над восстановлением внутреннего интерьера продолжаются до сих пор.

11 марта 2006 храм Св. Екатерины принял участие в совместной молитве Розария с католиками из десяти европейских и африканских городов, организованной посредством телемоста. В молитве принял участие папа римский Бенедикт XVI.

29 ноября 2008 года после многолетних реставрационных работ был освящён главный неф церкви.

В 2013 году церкви был дарован статус малой базилики. Она стала единственной базиликой в России.

При церкви действует воскресная школа, катехуменат, детский центр им. Урсулы Ледуховской, встречи движения Живого Розария, доминиканцев-мирян. Приходской хор регулярно выступает на различных фестивалях. В храме проводятся концерты и встречи с деятелями культуры. Работает общество помощи нуждающимся.

Приход насчитывает около тысячи прихожан, среди них известный джазовый музыкант и педагог Геннадий Гольштейн, писатель и журналист Илья Стогов.

Архитектура и внутреннее убранство

Здание имеет форму латинского креста, с поперечным трансептом, увенчано большим куполом. Длина здания храма — 44 метра, ширина — 25 метров, высота — 42 метра. Храм вмещает одновременно около двух тысяч человек. Главный фасад здания решён в виде монументального арочного портала, который опирается на свободно стоящие колонны. Над фасадом высокий парапет, на котором размещены фигуры четырёх евангелистов и ангелов, держащих крест. Над главным входом начертаны слова из Евангелия от Матфея (на латыни): «Дом Мой домом молитвы наречётся» (Мф 21. 13) и дата завершения строительства собора. Над главным престолом ранее был помещён большой образ «Мистическое обручение святой Екатерины», написанный художником Иоганом Меттенлейтером и подаренный храму императрицей Екатериной II, но разорения храма после революции образ не пережил. В храме не позже 1789 года был установлен орган. Затем иезуиты поменяли его на новый, который славился как один из лучших в Петербурге (инструмент не сохранился), в конце XIX века в церкви установили орган, сделанный в Германии (также не сохранился).

Старинный алтарный крест был спасён в 1938 году во время разграбления храма одной из прихожанок, Софьей Степулковской, и ныне возвращён в храм.

В 2013 году началось восстановление алтарной части, восстановлены по фотографиям двери. В 2014 году по фотографиям восстановлен и установлен алтарный крест.

Настоятели прихода после его возрождения

• о. Евгений Гейнрихс, ОР (1992—2002 гг.)
• о. Мацей Русецкий, ОР (2002—2010 гг.)
• о. Владислав Зомбковский, ОР, (2009—2010 гг. администратор прихода)
• о. Иакинф Дестивель, ОР (2010—2013 г.)
• о. Мацей Русецкий, ОР, (с июля по ноябрь 2013 г. администратор прихода)
• о. Томаш Вытрвал, ОР, (с декабря 2013 г. администратор прихода)

См. также

• Римско-католическое благотворительное общество (Санкт-Петербург)
• Иноверческие храмы Санкт-Петербурга
• Храмы Санкт-Петербурга

Ссылки

• [www.catherine.spb.ru/ Официальный сайт храма Св. Екатерины]
• Кравчун П.Н. Органы католических храмов Санкт-Петербурга. - СПб.: Родные просторы, 2013. - 264 с.

Архитектура   Католицизм   Санкт-Петербург

Отрывок, характеризующий Базилика Святой Екатерины Александрийской

– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.


Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.