Личная идентификация

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Личная идентификация в философии — ответ на вопрос об отношении личности к самой себе.

Сущность ощущения себя личностью не охвачена вполне ни одной из существующих теорий. Отвечая на вопрос о личной идентификации, современные философы всё больше и больше прибегают к теории релятивизма, или к утверждению лингвистической неопределённости[1].





Определение

Вопрос об идентификации — это вопрос об отношении предмета к самому себе. Сходным образом, личная идентификация, это такое же отношение, но прилагаемое к лицам.

Что делает личность в момент t0 той же самой личностью, что и в момент t1?

Другими словами: «Существует ли в рассматриваемом объекте (субъекте) нечто, „не поддающееся“ изменениям извне (подобное, например, закону природы или логике), и то, что делает его уникальным[2] ?»

История вопроса

Многие философы думали над этим вопросом. Они хотят объяснить коренные аспекты личности (необходимые и достаточные условия), чтобы понять, как личность может сохраняться в течение времени[3].

Исторически сложились три разных способа формулировки проблемы личной идентификации: телесный критерий, психологический критерий и критерий мозга.

Телесный критерий

Телесный критерий — это теория, согласно которой до тех пор, пока «человекообразное животное», из которого мы образованы, остаётся тем же, мы остаемся самими собой. С этой точки зрения, личность — это только физическое представление, и физическое представление — это всё, что необходимо, чтобы личность оставалась сама собой. Когда тело перестаёт существовать, перестаёт существовать и личность.

Психологический критерий

Психологический критерий не требует, чтобы физическое представление тела оставалось таким же. Вместо этого, этот критерий настаивает на том, чтобы сознание личности продолжалось. Если личность сохраняет те же убеждения, опасения, то же поведение, и т. д., если она может понять свою жизнь, тогда эта личность может быть рассмотрена как психологически непрерывная, и поэтому она та же самая личность. Как только появляется какая-нибудь разница (или какое-нибудь совпадение)[4] между психологическими составляющими в t0 и t1, тогда такие личности не являются одной и той же личностью. Одним из парадоксов самоидентификации является конфликт личности и общества. Примером может служить чувство вины и участия: если человек переживает за неудачу родственника или друга — он принимает участие в жизни общества, при этом изменяя свою сущность и адекватную оценку своих чувств. [sdelaisebyasam.ru/sotsialnaya-samoidentifikatsiya/ Зачастую общественное мнение оказывает существенное влияние на социальную самоидентификацию.] Кроме этого, психологическая самоидентификация тесно связана и взаимодействует с биосферой, порождая новую теорию — ноосферу (по Вернадскому). Ноосфера — это такое структурное состояние материи, вещества и энергии, которые, взаимодействуя между собой, порождают предпосылки, причины и следствия гармоничного сосуществования прошлого, настоящего и будущего (здесь налицо эффективное использование такого явления как время). Так как человек является неотъемлемой частью ноосферы, то путём намеренного взаимодействия с личностью (своим «Я») возможно развитие творческого процесса, где личность (своё «Я») является импульсом, приводит в движение, колебание, взаимодействие и последующее изменение известной энергии в известное вещество или материю (качественный и количественный переход, превращение одного состояния в другое).

Критерий мозга

Критерий мозга можно рассмотреть почти как сочетание телесного и психологического критериев. Под углом зрения этой формулировки, для непрерывного существования личности необходим только сам активный мозг. Разница состоит в том, что мозг — это физическое существо (весьма уменьшенное «тело»)[5], и происходящие в нём психологические процессы должны оставаться в нём для того, чтобы личность оставалась той же самой. Следовательно, как только мозг перестаёт быть активным, или всецело истреблён, — человек тоже уничтожен.

См. также

Напишите отзыв о статье "Личная идентификация"

Примечания

  1. Johnston, Mark, Hempel Lectures, Princeton University (англ.)
  2. Этот вопрос был затронут А. Азимовым (Двухсотлетний человек) и О. Брайном (Искусственный разум)
  3. Olson, Eric T. [plato.stanford.edu/entries/identity-personal/ Personal Identity] // The Stanford Encyclopedia of Philosophy (Spring 2016 Edition), Edward N. Zalta (ed.). (англ.)
  4. Nozick, «Personal Identity Through Time», Personal Identity (Martin & Barresi), Blackwell (2006) (англ.)
  5. Williams, «The Self and the Future», Personal Identity (Martin & Barresi), Blackwell (2006) (англ.)

Отрывок, характеризующий Личная идентификация


– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
– 3ак'ойтесь! – не выдержав, крикнул даже Денисов своему противнику.
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.
– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.