Манукян, Андраник Енокович

Андраник Енокович Манукян
арм. Անդրանիկ Մանուկյան
Армянский политик
Дата рождения:	22 декабря 1954(1954-12-22) (69 лет)
Место рождения:	Разданский район, Армянская ССР

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Андрани́к Ено́кович Манукя́н (арм. Անդրանիկ Մանուկյան, 22 декабря 1954, село Ахванадзор Разданский район) — армянский политический и государственный деятель.

• 1976—1978 — Ереванский институт народного хозяйства.
• 1978—1982 — студент Ленинградского финансово-экономического институт им. Н. А. Вознесенского.
• 1982—1984 — аспирант того же института. Кандидат экономическах наук.
• 1970—1973 — работал в Разданском цементном заводе.
• 1973—1975 — служил в пограничных войсках СССР.
• 1985—1986 — был старшим научным сотрудником в Ереванском институте народного хозяйства.
• 1985—1990 — был инструктором, затем заведующим отделом Ереванского городского комитета КПА.
• С 1990 — генеральный директор торгово-промышленной фирмы «Армавтовазтехобслуживание».
• 1990—1995 — был депутатом верховного совета Армянской ССР. Член фракции «Республика».
• 1995—1999 — вновь депутат парламента. Член фракции «Республика», а затем депутатской группы «Еркрапа».
• 30 мая 1999 — избран депутатом парламента. Член постоянной комиссии по финансово-кредитным, бюджетным и экономическим вопросам. Член «РПА».
• 27 октября 1999 — был ранен во время террористического акта в парламенте Армении.
• С мая по ноябрь 2000 — министр-руководитель аппарата правительства Армении.
• 2000—2001 — был министром государственных доходов Армении.
• С июля 2001 — министр транспорта и связи Армении.
• С апреля 2008 по апрель 2010— советник президента Армении.
• С апреля 2010— чрезвычайный и полномочный посол Армении на Украине.

Имеет дипломатический статус чрезвычайного и полномочного посла.

Ссылки

• [www.parliament.am/archive/deputies.php?sel=details&ID=318&lang=arm Биография]  (арм.)

Отрывок, характеризующий Манукян, Андраник Енокович

– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему: