Марсильи, Луиджи Фердинандо

Луиджи Фердинандо Марсильи

Луиджи Фердинандо Марсильи (10 июля 1658, Болонья — 1 ноября 1730, там же) — итальянский военный деятель и учёный-натуралист.

Родился в знатной и уважаемой семье, получив блестящее для тех времён образование, обучаясь математике, анатомии и естественной истории у лучших преподавателей. После завершения обучения и периода проведения научных исследований в своём родном городе он совершил путешествие в Османскую империю, имевшее целью сбор данных о военной организации этой страны, а также о её естественной истории. По возвращении он поступил на службу к императору Леопольду (1682) и, находясь на этой службе, участвовал в сражениях с Османской империей; в одном из боёв он был ранен и захвачен в плен на реке Раба и продан в рабство паше, которого он затем был вынужден сопровождать в ходе осады турками Вены. Он был выкуплен из рабства в 1684 году и впоследствии вернулся на службу к императору в качестве военного инженера. Марсильи принял участие в успешной осаде Буды в 1686 году и в Войне за испанское наследство.

В ходе последней в 1703 году он был назначен первым заместителем графа д'Арко (итал.) в обороне крепости в Брайзахе. Крепость сдалась герцогу Вандомскому, и д'Арко и Марсильи были преданы военному суду; Арко был приговорён к смерти, а Марсильи — изгнан со службы, хотя он и был оправдан общественным мнением. После этого события он был вынужден отказаться от военной службы и посвятил всю свою дальнейшую жизнь научным исследованиям, в погоне за которыми он совершил множество путешествий по Европе, проводя много времени в Марселе, изучая природу моря. В 1712 году он представил свою коллекцию в родном городе, где она образовала ядро Болонского института науки и искусства (итал.). Он умер в Болонье 1 ноября 1730 года. Марсильи был членом Лондонского Королевского общества и Парижской Академии наук.

В 1723 году секретарём Марсильи работал Франческо Мария Дзанотти.

Библиография

• John Stoye. Marsigli's Europe. The life and times of Luigi Ferdinando Marsigli, soldier and virtuoso. Yale University Press, New Haven, N.J. 1994, ISBN 0-300-05542-0
• Giuseppe Olmi. L'illustrazione naturalistica nelle opere di Luigi Ferdinando Marsigli / Natura-Cultura. L'interpretazione del mondo fisico nei testi e nelle immagini, edited by G. Olmi, L. Tongiorgi Tomasi, A. Zanca, Firenze: Olschki, 2000, pp. 255-303.

Примечания

• Эта статья (раздел) содержит текст, взятый (переведённый) из одиннадцатого издания энциклопедии «Британника», перешедшего в общественное достояние.

Ссылки

• [www.gelos.kiev.ua/2007/12/01/2007_12_01.php?sku=11056-1737-16 Описание переправы через реку, при пленении Луиджи Фердинандо Марсильи] (1737)
• [www.gelos.kiev.ua/2007/12/01/2007_12_01.php?sku=11056-1737-12-13 Толкование и описание оружейной утвари, используемой Татарами] / Из кн.: Военное состояние Оттоманской империи (1737)
• [www.auction-imperia.ru/wdate.php?t=booklot&i=40318 Военное состояние Оттоманския империи с ея приращением и упадком (1737)]

Отрывок, характеризующий Марсильи, Луиджи Фердинандо

– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.