Мильденбург, Анна фон
Анна фон Мильденбург |
Училась в Венской консерватории у Розы Папир и Иоганнеса Ресса, затем частным образом у Козимы Вагнер и Густава Малера, оказывавшего ей значительное покровительство. Дебютировала в 1895 году в Гамбургской опере в партии Брунгильды в вагнеровском «Кольце нибелунга» (в постановке Малера), в 1897 году пела Кундри в «Парсифале» на Байройтском фестивале. С 1898 года выступала на сцене Венской придворной оперы, директором которой в 1897—1907 годах был Малер, и пользовалась исключительным успехом. Солисткой венской труппы Мильденбург оставалась до 1917 года, её коронной партией считалась партия Изольды в «Тристане и Изольде».
В 1920-е годы Бар-Мильденбург выступала реже — в частности, появляясь время от времени на Зальцбургском фестивале. В этот период она преподавала в Мюнхене, где у неё учился Лауриц Мельхиор.
Анна фон Мильденбург считается одной из крупнейших певиц вагнеровского репертуара на рубеже XIX—XX веков. По иронии судьбы единственная сохранившаяся её запись к этому репертуару не относится: это речитатив из арии «Ozean, du Ungeheuer!» из оперы «Оберон» Карла Марии фон Вебера, записанный в 1904 году.
С 1909 года была замужем за австрийским писателем Германом Баром[1]
Напишите отзыв о статье "Мильденбург, Анна фон"
Примечания
- ↑ Fischer J. M. Gustav Mahler = Gustav Mahler: Der fremde Vertraute. — Yale University Press, 2011. — P. 342.
Литература
- Stefan, Paul. Anna Bahr-Mildenburg. — Wien: Wila Wiener Literarische Anstalt, 1922 (Die Wiedergabe. — 1. Reihe. — Band 6).
- Fischer J. M. Gustav Mahler = Gustav Mahler: Der fremde Vertraute. — Yale University Press, 2011. — 766 p. — ISBN 978–0–300–13444–5.
Отрывок, характеризующий Мильденбург, Анна фон
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.