Наппельбаум, Моисей Соломонович

Моисе́й Соломо́нович Наппельба́ум (14 (26) декабря 1869, Минск — 13 июня 1958, Москва) — фотомастер, создавший собственную, только ему присущую творческую манеру исполнения студийного фотопортрета.

Биография

Родился в Минске в 1869 году. В 1884 году поступил учеником в фотоателье «Боретти». В 1888 году покинул Минск и странствовал по России и другим странам. Побывал в Смоленске, Москве, Варшаве, Вильнюсе, Евпатории. Во время пребывания в Америке, работал в Нью-Йорке, Филадельфии, Питсбурге. В 1895 году вернулся в Минск и открыл павильон портретной фотографии.

В 1910 году переезжает в Петербург и сотрудничает с журналом «Солнце России». В Москве ателье Наппельбаума размещалось в доме Анненковых на углу Петровки и Кузнецкого Моста, в Петрограде — на Невском,72. В январе 1918 года делает превосходный портрет Ленина — один из лучших в фотографической Лениниане. В те же годы сделал ряд портретов соратников Ленина. Среди них особо удачные Ф.Дзержинского, Вацлава Воровского, Луначарского и других. В 1919 году при поддержке Якова Свердлова организует при ВЦИКе — первую государственную фотографию. В 20-30 годы фотографирует выдающихся людей страны: артистов, писателей, художников, ученых.

Отец поэтесс Лили Наппельбаум и Иды Наппельбаум, литературоведа Ольги Грудцовой.

Творчество

В основу этой манеры положил особые приемы работы со светом, позволяющие создавать аскетичный и одновременно яркий и достоверный образ портретируемого. Наппельбаум — мастер композиционного решения кадра, изобразительного нюанса. При кажущейся простоте портреты Наппельбаума полны внутреннего драматизма, типичного для русской художественной традиции. Искусно сочетал в своих работах элементы формализма и понимание фотографии как документа.

Несмотря на очевидную аполитичность, еще в 1918 году Наппельбаум выполнил портрет Ленина, позже — Сталина. В 1938 году, подписав договор с президиумом Академии наук СССР, выполнил знаменитую серию портретов действительных членов Академии.

К техническим особенностям следует отнести любовь фотографа к съемке с одним источником света, использование (чаще всего) объектива Фохтлендер Коллинеар 420 mm, 1: 7,7 и применение живописных кистей для обработки негатива в процессе проявки.

Звания

• «Заслуженный артист республики» 1935 г.

Персональные выставки М.Наппельбаума

• «М.Наппельбаум» Петроград 1918
• «М.Наппельбаум» Москва 1935, 1946, 1955

Авторская книга

• М.Наппельбаум «От ремесла к искусству» Москва 1958(Второе издание 1972)[www.agors.ru/nap58/nap58.htm]
• М.Наппельбаум «Избранные фотографии» Альбом / Автор статьи Ан. Вартанов М. Планета 1985 г. 106 с.

• Nappelbaum 11.jpg

  Москва 1958.
  М.Наппельбаум «От ремесла к искусству».

Книги с участием М.Наппельбаума

• «STALIN ON LENIN» Moscow: Foreign Languages Publishing House, 1939[www.russianartandbooks.com/cgi-bin/russianart/items/02319R.jpg]
• «Антология Советской фотографии, 1917—1940» Издательство ПЛАНЕТА, Москва 1986

Ссылки

• [www.ras.ru/nappelbaum/95aad056-700f-4d0d-a97a-5195795a66b7.aspx Учёные Академии наук СССР (1920-е — 1950-е гг.). Коллекция фотопортретов М. С. Наппельбаума].

Отрывок, характеризующий Наппельбаум, Моисей Соломонович

– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал:
«La guerre de Russie eut du etre la plus populaire des temps modernes: c'etait celle du bon sens et des vrais interets, celle du repos et de la securite de tous; elle etait purement pacifique et conservatrice.
C'etait pour la grande cause, la fin des hasards elle commencement de la securite. Un nouvel horizon, de nouveaux travaux allaient se derouler, tout plein du bien etre et de la prosperite de tous. Le systeme europeen se trouvait fonde; il n'etait plus question que de l'organiser.
Satisfait sur ces grands points et tranquille partout, j'aurais eu aussi mon congres et ma sainte alliance. Ce sont des idees qu'on m'a volees. Dans cette reunion de grands souverains, nous eussions traites de nos interets en famille et compte de clerc a maitre avec les peuples.
L'Europe n'eut bientot fait de la sorte veritablement qu'un meme peuple, et chacun, en voyageant partout, se fut trouve toujours dans la patrie commune. Il eut demande toutes les rivieres navigables pour tous, la communaute des mers, et que les grandes armees permanentes fussent reduites desormais a la seule garde des souverains.
De retour en France, au sein de la patrie, grande, forte, magnifique, tranquille, glorieuse, j'eusse proclame ses limites immuables; toute guerre future, purement defensive; tout agrandissement nouveau antinational. J'eusse associe mon fils a l'Empire; ma dictature eut fini, et son regne constitutionnel eut commence…
Paris eut ete la capitale du monde, et les Francais l'envie des nations!..
Mes loisirs ensuite et mes vieux jours eussent ete consacres, en compagnie de l'imperatrice et durant l'apprentissage royal de mon fils, a visiter lentement et en vrai couple campagnard, avec nos propres chevaux, tous les recoins de l'Empire, recevant les plaintes, redressant les torts, semant de toutes parts et partout les monuments et les bienfaits.