Нгуен Чай
| Нгуен Чай | |
| Nguyễn Trãi | |
 Портрет Нгуен Чая, 16 век | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Дата смерти: | |
| Гражданство: | |
| Направление: | |
| [nguyentrai.net/ rai.net] | |
Нгуен Чай (вьетн. Nguyễn Trãi; 1380—1442), также известен как Ык Чай (вьетн. Ức Trai) — учёный-конфуцианец, государственный и военный деятель Дайвьета, известный поэт своего времени[1].
Содержание
Биография
Нгуен Чай родился в 1380 году в Ханое. В 1400 г. сдал конкурсные экзамены, получил степень «тхай хок шинь» и занял должность придворного цензора при дворе Хо Куи Ли. После оккупации Вьетнама войсками династии Мин Нгуен Чай был посажен в казематы крепости Донгкуан в Ханое. После того, как Ле Лой в 1416 году собрался вместе с небольшой группой соратников в горных джунглях Ламшона (провинция Тханьхоа) и призвал патриотов Дайвьета подняться на борьбу против китайских захватчиков, Нгуен Чай сумел бежать из крепости и прибыл в Ламшон, чтобы принять участие в подготовке Ламшонского восстания[2].
Деятельность
Нгуен Чай был главным советником и близким другом императора Ле Лоя, освободившего Дайвьет от господства китайской династии Мин. Нгуен Чаю приписывают написание важных политических заявлений от имени Ле Лоя, вдохновлявших население Дайвьета на поддержку открытого восстания против династии Мин. Он также является автором декларации независимости от Китая (вьетн. Bình Ngô đại cáo).
Семья
У Нгуен Чая было пять жён и семь сыновей.
Казнь
В 1442 году вместе с одной из жён Нгуен Тхи Ло[vi] (Nguyễn Thị Lộ) и ближайшими родственниками был обвинён в отравлении наследника Ле Лоя, молодого императора Ле Тхай Тонга.
19 сентября 1442 года Нгуен Чай был казнён[3].
Реабилитация
Двадцать лет спустя сын Ле Тхай Тонга, император Ле Тхань Тонг официально простил Нгуен Чая, объявив, что тот невиновен в смерти Ле Тхай Тонга.
Отражение в искусстве
В литературе
- «Нгуен Чай» — роман-дилогия, автор — вьетнамский писатель Буй Ань Тан. Во второй части романа, через 12 лет после казни всего рода Нгуен Чая, появляется вымышленный выживший внук Нгуен Чая, который жаждет отомстить за истребление своего рода коварной королеве Нгуен Тхи Ань, подстроившей отравление императора Ле Тхай Тонга. Для этого внук Нгуен Чая должен разыскать загадочное письмо двух евнухов — свидетелей отравления.
В кино
- «Небесный мандат героя» (2012) — экранизация второй части романа «Нгуен Чай» Буй Ань Тана, которая называется «Кровавое письмо». Режиссёр фильма — Виктор Ву.
Напишите отзыв о статье "Нгуен Чай"
Примечания
- ↑ Patricia M. Pelley Postcolonial Vietnam: New Histories of the National Past 2002 — Page 125
- ↑ История Вьетнама, 1983, с. 161—162.
- ↑ История Вьетнама, 1983, с. 192, 280.
Литература
|
Нгуен Чай на Викискладе? |
|---|
- Рыбина, О. В. Нгуен Чай как идеолог вьетнамского феодального централизованного государства.// Автореф. дисс. … к. и. н. Л., 1989.
- История Вьетнама / Пер. с вьетнамского. Отв. ред. С. А. Мхитарян. — М.: Наука, 1983. — 302 с.
- Renowned Vietnamese Intellectuals prior to the 20th Century. — Hanoi: Thế Giới Publishers, 2004. — 155 p.
Отрывок, характеризующий Нгуен Чай
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
