Обельные вотчинники

Обельные вотчинники — одни из категорий белопашцев. Являлись потомками людей, оказавших услуги Отечеству и царскому дому в Олонецкой губернии (уезды Повенецком, Петрозаводском и Вытегорском). Права обельных вотчинников были шире прав обельных крестьян. Известно 7 случаев пожалования статусом обельных вотчинников: шесть в начале XVII века и один при Петре I. К 1 января 1896 г. всех обельных вотчинников и крестьян было 1178 человек.

Потомки священника Ермолая Герасимова

Обельные вотчинники Челмужской волости Повенецкого уезда — потомки священника Ермолая Герасимова, который во время заточения царицы инокини Марфы в Егорьевском погосте, «твердо и непоколебимо», по выражению жалованной грамоты, служил заключенной. В награду за это он получил в 1614 г. от Михаила Федоровича жалованную грамоту на владение в Челмужском-Петровском погосте дворцовой волостью, с освобождением от платежа дани денежной, хлебной и ямской, от требования посоха и ямщика, от участия во всех разметах и вообще от всех пошлин. Даже государевы и новгородские посланники не могли въезжать в пожалованную волость. В 1621 г. она была выключена из оклада дворцовых сел; тогда в ней было пять деревень живущих и девять пустошей с угодьями, а крестьянских дворов 13, с 18 крестьянами, да 2 двора бобыльских. В 1696 г. правнуку Ермолая дозволено было владеть только половиной 9 пустошей, с обязательством платить оброку по 5 руб. 50 коп. в год. Эти права обельных вотчинников сохранялись и в XIX в. В конце XVIII в. их было 19 человек, в 1851 г., вместе с крестьянами — 128.

Повенецкий уезд

В Повенецком уезде статусом обельных вотчинников обладали также Глездуновы, Тарутины и Сидоровы, предки которых оказали разные услуги матери Михаила Федоровича во время её заточения.

Меркульевы

В Ялгубской волости Петрозаводского уезда к обельным вотчинникам принадлежали Меркульевы — потомки Григория Меркульева, который, за излечение ран у царя Бориса Федоровича получил в 1601 г. обжу (около 15 десятин) с деревней Ананьинской. Пожалование было подтверждено грамотой 1686 г.

Потомки Рябоева

В Петрозаводском же уезде к обельным вотчинникам относятся и потомки молотового работника Ивана Рябоева, открывшего олонецкие марциальные воды и получившего от Петра I в 1720 освобождение от всех податей и работ на медных заводах.

Потомки Федора Иванова

Обельные вотчинники Вытегорского уезда пользовались наименьшими правами. Их предок Федор Иванов проходил с отписками мимо польско-литовских войск при царе Василии Ивановиче Шуйском и пожалован последним полдеревней Стрельниковского починка в Ухтозерской волости, со всеми угодьями. Подтвердительные грамоты получены его потомками в 1636, 1648, 1676 и 1683 гг. По указу сената 1726 г. с них велено взимать подушные подати наравне с однодворцами. По окладным книгам бывшей Белозерской провинциальной канцелярии они показаны в числе отписных черносошных. В 1769 г. они платили до 3 руб. с души, но в 1796 г. были освобождены от всех платежей, кроме подушной подати и платы на содержание почт. С учреждением министерства государственных имуществ приписаны к числу свободных хлебопашцев.

Литература

• Вешняков В. Белопашцы и обельные вотчинники и крестьяне//Журнал Министерства Государственных Имуществ. 1859. Кн. 4, 5.

Отрывок, характеризующий Обельные вотчинники

Вечер Анны Павловны был пущен. Веретена с разных сторон равномерно и не умолкая шумели. Кроме ma tante, около которой сидела только одна пожилая дама с исплаканным, худым лицом, несколько чужая в этом блестящем обществе, общество разбилось на три кружка. В одном, более мужском, центром был аббат; в другом, молодом, красавица княжна Элен, дочь князя Василия, и хорошенькая, румяная, слишком полная по своей молодости, маленькая княгиня Болконская. В третьем Мортемар и Анна Павловна.
Виконт был миловидный, с мягкими чертами и приемами, молодой человек, очевидно считавший себя знаменитостью, но, по благовоспитанности, скромно предоставлявший пользоваться собой тому обществу, в котором он находился. Анна Павловна, очевидно, угощала им своих гостей. Как хороший метрд`отель подает как нечто сверхъестественно прекрасное тот кусок говядины, который есть не захочется, если увидать его в грязной кухне, так в нынешний вечер Анна Павловна сервировала своим гостям сначала виконта, потом аббата, как что то сверхъестественно утонченное. В кружке Мортемара заговорили тотчас об убиении герцога Энгиенского. Виконт сказал, что герцог Энгиенский погиб от своего великодушия, и что были особенные причины озлобления Бонапарта.
– Ah! voyons. Contez nous cela, vicomte, [Расскажите нам это, виконт,] – сказала Анна Павловна, с радостью чувствуя, как чем то a la Louis XV [в стиле Людовика XV] отзывалась эта фраза, – contez nous cela, vicomte.
Виконт поклонился в знак покорности и учтиво улыбнулся. Анна Павловна сделала круг около виконта и пригласила всех слушать его рассказ.
– Le vicomte a ete personnellement connu de monseigneur, [Виконт был лично знаком с герцогом,] – шепнула Анна Павловна одному. – Le vicomte est un parfait conteur [Bиконт удивительный мастер рассказывать], – проговорила она другому. – Comme on voit l'homme de la bonne compagnie [Как сейчас виден человек хорошего общества], – сказала она третьему; и виконт был подан обществу в самом изящном и выгодном для него свете, как ростбиф на горячем блюде, посыпанный зеленью.
Виконт хотел уже начать свой рассказ и тонко улыбнулся.
– Переходите сюда, chere Helene, [милая Элен,] – сказала Анна Павловна красавице княжне, которая сидела поодаль, составляя центр другого кружка.
Княжна Элен улыбалась; она поднялась с тою же неизменяющеюся улыбкой вполне красивой женщины, с которою она вошла в гостиную. Слегка шумя своею белою бальною робой, убранною плющем и мохом, и блестя белизною плеч, глянцем волос и брильянтов, она прошла между расступившимися мужчинами и прямо, не глядя ни на кого, но всем улыбаясь и как бы любезно предоставляя каждому право любоваться красотою своего стана, полных плеч, очень открытой, по тогдашней моде, груди и спины, и как будто внося с собою блеск бала, подошла к Анне Павловне. Элен была так хороша, что не только не было в ней заметно и тени кокетства, но, напротив, ей как будто совестно было за свою несомненную и слишком сильно и победительно действующую красоту. Она как будто желала и не могла умалить действие своей красоты. Quelle belle personne! [Какая красавица!] – говорил каждый, кто ее видел.
Как будто пораженный чем то необычайным, виконт пожал плечами и о опустил глаза в то время, как она усаживалась перед ним и освещала и его всё тою же неизменною улыбкой.