Огородников, Александр Иоильевич

Александр Иоильевич Огородников
Род деятельности:	диссидент, журналист, политик
Дата рождения:	26 мая 1950(1950-05-26) (73 года)
Место рождения:	Чистополь, СССР

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Алекса́ндр Иои́льевич Огоро́дников (р. 26 мая 1950 года, Чистополь) — советский диссидент, российский политик, христианский демократ.

Биография

Родители — директор мебельной фабрики Иоиль Максимович и учитель Маргарита Емельяновна — выходцы из крестьян. Средний из троих братьев. Младший брат — Борис (1951—1988), стал монахом (иеромонах Рафаил), его друг архимандрит Тихон (Шевкунов) рассказывает о нём в книге «Несвятые святые».

От марксизма к христианству

В 1967 году после окончания школы поступил на Уральский часовой завод токарем, возглавлял комсомольскую дружину, активно боровшуюся за порядок в городе. В 1970 году поступил на философский факультет Уральского государственного университета. За создание свободомыслящего кружка был отчислен.

В 1971 году поступил во ВГИК на сценарно-киноведческий факультет. Весной 1973 г. Огородникова исключают из института за попытку снять фильм о духовных исканиях молодёжи, фальсифицируя академическую задолженность. В это время Огородников сближается с хиппи, ездит по стране автостопом. После исключения из ВГИКа работает грузчиком, сторожем. В 1973 году принимает православное крещение.

Христианский семинар

В 1974 организовал христианский семинар, на котором изучали богословие и христианскую философию. Участниками семинара были около 30 человек, позднее 4 участника семинара стали священниками, 2 — диаконами, А. Щипков стал религиоведом. Не реже одного раза в месяц члены семинара съезжались из разных городов на свои собрания. Семинар не был оформлен в виде организации, Огородников был харизматическим, а не формальным лидером. Привлёк к чтению лекций Льва Регельсона, автора труда «Трагедия Русской Церкви».

С группой единомышленников (Владимир Пореш и другие) в 1976 начал выпускать самиздатский журнал «Община». Первый номер журнала был изъят у Огородникова из-под матраца, когда он находился в больнице. Все 7 экземпляров второго номера изъяли 21 мая 1978 года во время обыска. Журнал открывала статья самого Огородникова «Истоки и надежды», ключевая мысль которой была:

Грозные судьбоносные события, обрушившиеся на нашу Россию, вызвали насильственное уничтожение христианской культуры и общественной жизни, христианских основ и привели к пробуждению самых низменных инстинктов. Страшное моральное разложение народа, пьянство, волна дикого уголовно-хулиганского террора, залившего страхом ночные улицы российских городов, — итог социалистических экспериментов. <...> Мы хотим излить на этих страницах нашу боль, и дать образ нашего мучительного пути, пути молодого человека от марксисткой идеологии и безответственности атеизма на паперть Храма Божия.

Узник совести

23 ноября 1978 — задержан в Москве, арестован и осужден по ст. 209 УК РСФСР (тунеядство), колония общего режима, отбывал срок в ИТК-7 (г. Комсомольск-на-Амуре).

7 участников семинара лишились свободы, включая Огородникова, В. Пореша (ставшего редактором третьего номера журнала после ареста Александра), Л. Регельсона. Единственным, кто покаялся, не выдержав давления следствия, был Регельсон.

1979 — Огородников отправлен в Ленинград, где в тюрьме в день предполагаемого освобождения был арестован по ст. 70 (антисов. агитация), осужден на 6 лет лагерей строгого режима и 5 лет ссылки. 1979-85 — срок в политзоне «Пермь-36», объявлял голодовки за право иметь Библию и в защиту прав заключенных.

1985 — осужден по ст. 180 УК РСФСР на 3 года по обвинению в оказании сопротивления лагерной администрации, а фактически — за голодовки.

После освобождения

1987 — освобожден Указом Президиума Верховного Совета СССР о помиловании. Летом 1987 года начинает выпускать на трех языках самиздатский «Бюллетень христианской общественности», цель которого информировать читателей о религиозных событиях в стране, рассматривает религиозные проблемы без отрыва от социальных и политических проблем.

18 ноября 1988 младший брат Александра иеромонах Рафаил погибает в автокатастрофе.

Христианско-демократический союз России

В августе 1989 года организовал Христианско-демократический союз России (ХДСР) и в сентябре 1989 года на II конференции ХДС России стал его председателем. Осенью 1989 ХДС России был принят в члены Интернационала христианской демократии.

После прекращения в 1990 году издания «Бюллетеня христианской общественности» стал редактором газеты «Вестник христианской демократии». В 1989—1992 годах выступал в парламентах Великобритании, Австрии, Бельгии, Нидерландов, Мальты, США, Франции, Гватемалы, Италии, Каталонии и на ряде международных конгрессов с докладами о положении в СССР.

Но уже осенью 1989 года в ХДСР начались расколы. Сначала заместитель председателя по идеологии Виталий Савицкий был смещён с поста, покинул союз и основал в Ленинграде самостоятельный Христианско-демократический союз Санкт-Петербурга. В январе 1990 года Виктор Ротт выступил в самиздате с полемической статьей «Тень Бонапарта в ХДС?», обвинив Огородникова в узурпации власти и объявив о создании Московского ХДС во главе с самим Роттом. В марте 1990 года, когда Огородников находился в заграничной командировке, заместитель председателя ХДСР по печати Александр Чуев попытался провести выборы и занять его место, но не получив поддержки большинства, был вынужден покинуть ХДСР и 12 мая 1990 года объявил о создании Российской христианско-демократической партии. В 1991 году от ХДСР отпочковались Российский союз молодых христианских демократов во главе с Дмитрием Анциферовым и Волгоградский ХДС, во главе со священником Дмитрием Нестеровым. Помимо объективных проблем становления демократии в обществе после тоталитаризма сказалось то, что Огородников по своему характеру был скорее харизматическим, нежели политическим лидером.

Весной 1990 Огородников вступает в предвыборную борьбу за депутатский мандат России, осенью — за мандат Моссовета, в обоих случаях безуспешно.

В отличие от Восточной Европы в России диссиденты не смогли обрести широкой популярности. Огородников, несмотря на присущую ему харизматичность, не стал исключением — его узнавали продавщицы в парижских магазинах, о нём издана книга на Западе, но в России он остался мало известен.

Общественная деятельность без политики

Занимается организацией благотворительной деятельности, открыл приют «Остров надежды».

Издавал газету «Община — XXI век: православное обозрение».

Ссылки

• [www.pravmir.ru/aleksandr-ogorodnikov-o-brate-i-nesluchajnyx-sluchajnostyax/ Ксения Кириллова Александр Огородников о иеромонахе Рафаиле и неслучайных случайностях]
• [www.pravmir.ru/aleksandr-ogorodnikov-o-tixom-muzhestve-very/ Ксения Кириллова Александр Огородников о тихом мужестве веры]

Отрывок, характеризующий Огородников, Александр Иоильевич

С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.


Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.