Органон (Аристотель)
Поделись знанием:
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Органо́н, правильно О́рганон (др.-греч. Ὄργανον — инструмент, метод ) — традиционное название философских сочинений Аристотеля, посвящённых логике. Название «Органон» принадлежит не самому Аристотелю: принято считать, что оно закрепилось благодаря комментатору и издателю трудов Аристотеля Андронику Родосскому[1].
Краткая характеристика
В состав Органона входят:
- Категории (греч. Κατηγορίαι; лат. Categoriae, или Praedicamenta)
- Об истолковании (греч. Περὶ ἑρμηνείας; лат. De interpretatione)
- Первая аналитика (греч. Ἀναλυτικὰ πρότερα; лат. Analytica priora)
- Вторая аналитика (греч. Ἀναλυτικὰ ὕστερα; лат. Analytica posteriora)
- Топика (греч. Τοπικά; лат. Topica)
- Софистические опровержения (греч. Περὶ τῶν σοφιστικῶν ἐλέγχων, букв. О софистических опровержениях; лат. Sophistici elenchi, часто просто Elenchi)
Различение «Первой Аналитики» и «Второй Аналитики» Аристотелем не делалось (принадлежит, вероятно, Андронику Родосскому), а работа «О софистических опровержениях» является частью «Топики»[1].
Известно большое количество греческих рукописей «Органона», а также арабские, латинские, сирийские и армянские переводы[1]. В большинстве изданий Органона со времён античности в качестве введения ко всему корпусу публиковалось «Введение» (Isagoge) Порфирия.
Напишите отзыв о статье "Органон (Аристотель)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 [iph.ras.ru/elib/2202.html Статья об «Органоне» Аристотеля] на сайте Института философии РАН
Издания
- Aristotelis Organon graece, ed. Theodor Waitz. 2 vol. Lipsiae, 1844, 1846; Nachdruck Aalen, 1965.
- «Перевод с примечаниями первой Аналитики Аристотеля» Н. Н. Ланге. СПб., 1894.
- Аристотель. Сочинения. В 4 т. (Серия «Философское наследие»). Т. 2 (Органон). М.: Мысль, 1978. Ред. и вступ. ст. З.Н. Микеладзе. 688 стр. 220000 экз.
Литература
- Ахманов А. С. Логическое учение Аристотеля. М., 1960.
- Бобров Е. Логика Аристотеля (исторический и критический этюд). Варшава, 1906.
- Бочаров В. А. Аристотель и традиционная логика: Анализ силлогистических теорий. М.: Изд-во МГУ, 1984. — 133 с.
- Луканин Р. К. Диалектика аристотелевской «Топики» // Философские науки. 1971, № 6.
- Луканин Р. К. «Органон» Аристотеля. М.: Наука, 1984. — 303 с.
- Лукасевич, Ян. Аристотелевская силлогистика с точки зрения современной формальной логики. М., 1959.
- Brandis Chr. Über die Reihenfolge der Bücher des aristotelischen Organons. В., 1833.
Ссылки
- [iph.ras.ru/elib/2202.html Статья об «Органоне» Аристотеля] на сайте Института философии РАН
Отрывок, характеризующий Органон (Аристотель)
– За турами ехать надо, – сказал он строго.Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
