Порфирий (философ)

Порфирий
Дата рождения:	232/233
Место рождения:	Тир
Дата смерти:	304/306
Место смерти:	Рим
Школа/традиция:	неоплатонизм
Направление:	Западные философы
Период:	Позднеантичная философия
Оказавшие влияние:	Плотин

Порфи́рий (Πορφύριος, настоящее имя Малх, или Мелех) (232/233, Тир — 304/306, Рим) — философ (представитель неоплатонизма), теоретик музыки, астролог, математик. Ученик Плотина (с 262/263), автор его жизнеописания, издатель его сочинений. Критик христианства.

Научная деятельность

Из философских работ Порфирия в истории наибольшее распространение получило «Введение» к Органону Аристотеля (греч. Εἰσαγωγή, лат. Isagoge), известное также под названием «О пяти гласах» (лат. De quinque vocibus). Трактат излагает логическое учение о признаках понятия: род, вид, видовое различие, признак собственный и несобственный/случайный. Трактат многократно переводился и комментировался учеными Востока и Запада. Усилиями Боэция, который сделал перевод греческого «Введения» на понятную всем латынь, а также дважды писал к нему комментарии, этот труд Порфирия стал настоящим философским букварём для средневековой Европы. В логике с именем Порфирия связано так называемое «древо Порфирия», иллюстрирующее многоступенчатую субординацию родовых и видовых понятий при дихотомическом делении.

Порфирий составил также комментарии к лекциям Плотина и к ряду важнейших диалогов Платона (в том числе, к «Тимею»).

Наряду с теоретическими трактатами известны работы Порфирия по практической философии. В них он излагает учения о политических добродетелях; об очищении от аффектов; о добродетелях, обращающихся к уму; о добродетелях, в которых сам ум становится образцом для духовной жизни.

Порфирий придавал большое значение практической мистике, которую во многих сочинениях защищал и оправдывал. В небольшом трактате «О философии из оракулов» пытался толковать изречения греческих и египетских богов в духе платоновской философии; также ввёл в обиход платоников собрание анонимных гексаметров Халдейские оракулы, в котором отождествил верховное божество халдеев с платоновским Единым. Впрочем, возможно, практическую мистику он оставлял для философски непросвещенных кругов, а для себя сохранял путь чистой теории. В сочинении «О граде Божьем» Августин сообщает, что Порфирием был написан трактат «Восхождение души» (De regressu animae), где развивалось учение о двойном пути; пути чистого умозрения для философов и пути теургии — «для толпы».

Порфирий писал также космологические и астрологические сочинения, полемические работы против христианства. Большое сочинение (из 15 книг) «Против христиан» дало ранний образец библейской критики. Судя по сохранившимся фрагментам, Порфирий жёстко критиковал христианское представление о будущем преображении «образа мира сего», веру христиан в воскресение тел, а самое главное — учение о воплотившемся и страдавшем Боге, которое прямо противоречило господствовавшему в платонизме представлению о бестелесности и бесстрастности божества. Книга Порфирия вызвала опровержения со стороны христианских теологов, в том числе Мефодия Тирского, Евсевия Кесарийского, Аполлинария и других. В 448 году по указу императора Феодосия II все списки трактата «Против христиан» были уничтожены.

Порфирий проявлял интерес к математическим наукам. Он составил жизнеописание Пифагора. В обширный комментарий к «Гармонике» Птолемея Порфирий в частности включил уникальные цитаты из несохранившихся трудов Архита, Теофраста, Птолемаиды, Дидима, Элиана, Гераклида Понтийского (младшего) и других древних текстов. В этот комментарий полностью включен трактат Аристотеля «О слышимых вещах» (De audibilibus), который больше ни в какой форме до нас не дошёл, а также полный текст «Деления канона» (известного также под латинским заглавием Sectio canonis) Евклида. Комментарий к «Началам» Евклида, также составленный Порфирием, не сохранился (его упоминает и цитирует Прокл).

Порфирий вёл активную педагогическую деятельность. Среди его учеников были Ямвлих и Теодор Асинский. Любимым учеником Порфирия был римский сенатор из рода Симмахов Хрисаорий, которому Порфирий посвятил несколько своих книг.

Литература

Тексты и переводы

• Kommentar zur Harmonielehre des Ptolemaios. Hrsg. v. I. Düring. Göteborg, 1932 (repr. New York, 1980).
• Opuscula selecta. Leipzig, 1886.
• In Platonis Timaeum commentatorium fragmenta, ed. Angelo Raffaele Sodano. Napoli, 1964.

Французские переводы в серии «Collection Budé»:

• Porphyre. Vie de Pythagore. — Lettre à Marcella. Texte établi et traduit par E. des Places, avec un appendice d' A. Ph. Segonds. 3e tirage 1982. 255 p.
• Porphyre. De l’Abstinence.
  • Tome I: Introduction. — Livre I. Texte établi et traduit par J. Bouffartigue et L. Patillon. 2e tirage 2003. LXXXV, 156 p.
  • Tome II: Livres II—III. Texte établi et traduit par J. Bouffartigue et M. Patillon. 2e tirage 2003. 347 p.
  • Tome III: Livre IV. Texte établi et traduit par M. Patillon et A.-Ph. Segonds, avec le concours de L. Brisson. 2e tirage 2003. LXIV, 217 p.

Английские переводы:

• [www.cambridge.org/gb/academic/subjects/classical-studies/ancient-philosophy/porphyrys-commentary-ptolemys-harmonics-greek-text-and-annotated-translation?format=HB Porphyry's Commentary on Ptolemy's Harmonics. Edited and translated, with annotations by A.Barker. Cambridge, 2015]

Русские переводы:

• Порфирий. О философии из оракулов. Против христиан. // Ранович А. Б. Античные критики христианства. М., 1935. переизд.: М., 1990. С. 346—391.
• Порфирий. Введение к «Категориям». Пер. А. В. Кубицкого // Аристотель. Категории. М., 1939. С.53-83.
• Порфирий. Жизнь Пифагора. Жизнь Плотина. / Пер. М. Л. Гаспарова. // Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М.: Мысль. 1979. С. 449—476.
• Порфирий. О пещере нимф. / Пер. А. А. Тахо-Годи. // Лосев А. Ф. История античной эстетики. [В 8 т. Т.7] Последние века. Кн. 2. М.: Искусство. 1988. С. 383—394.
• Порфирий. О пещере нимф. / Пер. В. Б. Черниговского. // Плутарх. Исида и Осирис. Киев, 1996. С. 211—229.
• [www.egyptology.ru/antiq/Porphyrii2.pdf Отрывок] из «О воздержании» (IV 6-9) в пер. А. Г. Алексаняна.
• О воздержании от мясной пищи. / Пер. В. Б. Черниговского. // Человек, 1994, № 1-6.
• Отправные положения к умопостигаемому (фрагменты). / Пер. В. В. Петрова. // Историко-философский ежегодник’95. М., 1996. С. 233—247.
• Подступы к умопостигаемому. Пер. и комм. С. В. Месяц. ΣΧΟΛΗ, вып. 2, 2008, c. 277—306.
• Порфирий. Сочинения. / Пер. Т. Г. Сидаша. СПб.: Издательство СПбГУ, 2011. 660 стр. ISBN 978-5-288-05156-2
  • Сборник включает перевод сочинений: «Отправные точки [в движении] к умопостигаемому (Сентенции)», «О воздержании от одушевленных», «[Письмо] к Марцелле», «Послание к Гавру», сохранившиеся фрагменты сочинений «Об изваяниях», «Хроника», «История философии».
• Клавдий Птолемей. Гармоника в трех книгах. Порфирий. Комментарий к «Гармонике» Птолемея. Издание подготовил В.Г. Цыпин. М.: Научно-издательский центр "Московская консерватория", 2013. 456 с. ISBN 978-5-89598-288-4.

Исследования

• Smith, M. «A Hidden Use of Porphyry’s History of Philosophy in Eusebius’ Praeparatio Evangelica.» // Journal of Theological Studies 39 (1988): 494—504.
• Kleffner A. J. Porphyrius, der Neuplatoniker und Christenfeind. Paderborn, 1896.
• Bidez J. Vie de Porphyre le philosophe néo-platonicien. Gand — Lpz., 1913.
• История философии, т. 1, М., 1940.
• В. Ф. Асмус. Античная философия. М., Высшая школа, 1998.
• Лосев А. Ф. История античной эстетики. Последние века. М.: Искусство, 1988. Кн. I. С. 15-120.
• Афонасин, Е. В., пер. (2013) «Порфирий об одушевлении эмбриона», ΣΧΟΛΗ (Schole) 7.1, 174–236.

Ссылки

• [www.archive.org/details/porphyriiphilos00naucgoog Избранные сочинения Порфирия (1886)] (греч.)
• [www.archive.org/details/porphyriiquaest00porpgoog Издание «Гомеровских вопросов» (1890)] (греч.)
• [www.tertullian.org/fathers/index.htm Английские переводы 9 сочинений]

Отрывок, характеризующий Порфирий (философ)

«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»

Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.