Орки (Warcraft)

Орки

Orcs

Орк-шаман

Информация

<tr><th width="63">Фракции</th><td>Орда, Тёмная Орда, Орда Скверны</td></tr><tr><th width="63">Столицы</th><td>Орда:
Оргриммар
Тёмная Орда:
Пик Чёрной Горы
Орда Скверны:
цитадель Адского Пламени</td></tr><tr><th width="63">Лидеры</th><td>Орда:
Темный охотник Вол'джин
Тёмная Орда:
Ренд Чернорук
Орда скверны:
Каргат Острорук</td></tr><tr><th width="63">Основной язык:</th><td>орочий, всеобщий</td></tr><tr><th width="63">Другие языки:</th><td>таурахэ, гоблинский, низший общий</td></tr><tr><th width="63">Родной мир:</th><td>Дренор</td></tr><tr><th width="63">Ездовое животное</th><td>волк</td></tr>

Игровые классы в World of Warcraft

	Воин		Паладин
	Друид		Разбойник
	Жрец		Рыцарь смерти
	Маг		Чернокнижник
	Охотник		Шаман

Другие расы Warcraft…

Орки — вымышленная раса из вселенной Warcraft, созданной компанией Blizzard Entertainment. До третьей игры орки были представлены как кровожадные дикари, уничтожающие всё на своём пути.

В третьей игре было раскрыто, что орки на самом деле были под контролем демонов Пылающего Легиона (англ. Burning Legion) и их слуги чернокнижника Гул’дана (англ. Gul’dan). По окончании Третьей войны орки поселились на континенте Калимдор (англ. Kalimdor) мира Азерот (англ. Azeroth), основав королевство под названием Дуротар (англ. Durotar), названное в честь отца их лидера Тралла (англ. Thrall), сына Дуротана (англ. Durotan). Столица орков — Оргриммар (англ. Orgrimmar), была названа в честь их покойного предыдущего вождя Оргрима Молота Рока (англ. Orgrim Doomhammer). Также существуют орки скверны (англ. Fel Orcs), живущие в бывшем Дреноре (англ. Draenor) — Запределье (англ. Outland).

История

Ранняя история

Орки Дренора жили в благородном шаманистском обществе, кочуя племенами по зелёным полям Награнда, их пыльного мира, более 6000 лет. Они жили в мире c дренеями и воевали с ограми. В конце концов, присутствие дренеев привело Пылающий Легион на Дренор. Могущественный повелитель демонов Кил'джеден обманом заставил уважаемого шамана Нер'зула поверить в то, что дренеи являлись врагами орков. Взамен службы Легиону Нер'зул и все орки получили силы, необходимые для захвата новых земель. Для этого оркам пришлось испить крови Маннорота Разрушителя. Громмаш Адский Крик (Задира) был первым и убедил других вождей кланов последовать за ним. После испития крови Маннорота кожа орков стала зелёной, а их глаза запылали демоническим огнём. Но вождь клана Северного Волка (англ. Frostwolf) Дуротан, как и его друг Оргрим Молот Рока, заподозрил неладное и не дал своему клану пить . Из-за этого Гул'дан (бывший ученик Нер'зула) изгнал клан Северных Волков из Орды. Затем он сделал легкоуправляемого Чернорука вождём всех орков. Чтобы управлять Ордой из-за кулис, Гул'дан создал Теневой Совет (англ. Shadow Council), состоящий из него и других «достойных» колдунов. Чернорук тоже был членом совета, но на самом деле Ордой управлял Некто

Возвышение Орды

Массовое убийство дренеев повлекло за собой отказ стихий помочь оркам. Считая, что стихии встали на сторону их врагов, орки отвернулись от своего шаманистского прошлого и приняли колдовство Легиона. В конце концов, почти все орки были заражены Кровавым Проклятием. За несколько десятилетий, дренеи и многие из рас Дренора были почти полностью уничтожены кровожадной Ордой (в которую уже входили и огры). Кил'джеден научил Гул'дана проецировать свою сущность в Круговерть Пустоты (англ. Twisting Nether) и связываться с мёртвыми душами. Гул'дан научил этому умению своих колдунов и они начали исследовать новый тип магии — некромантию.

Но с поражением дренеев Кил'джеден покинул орков. Без достойных врагов, кланы начинали драться между собой чтобы хоть как-то утолить жажду крови. Гул'дану с трудом удавалось удерживать Орду от раскола.

Видения Медива

Однажды могущественная сущность проникла в сознание Гул'дана и других колдунов. Через несколько недель Гул'дану удалось установить связь с Медивом, магом из другого мира. От Медива Гул'дан узнал о мире Азерот и множестве земель и рас для захвата. Несмотря на сомнения об истинных намерениях Медива, Теневой совет соглашается делать то, что прикажет Медив, если он сможет перенести Орду в Азерот. Прошло много недель, но ни слова от Медива. Затем в пространстве открылся портал.

Вторжение в Азерот

В конце концов колдунам удалось расширить портал, чтобы через него смогли пройти несколько орков. Несмотря на то, что те орки сошли с ума, надежды Гул'дана оправдались — по ту сторону портала лежал Азерот. Небольшой отряд орков был послан через этот Тёмный портал, чтобы разведать обстановку и установить передовую базу.

Этот отряд встретил людей и напал на безобидных крестьян. Узнав о слабости людей, Орда начала атаку на самую сильную нацию людей — королевство Штормград. Под предводительством Чо'галла из клана Сумеречного Молота (англ. Twilight's Hammer) и Киллрогга Мёртвого Глаза из клана Кровавой Глазницы (англ. Bleeding Hollow), орки напали на ближайший человеческий замок. Здесь они встретили достойный отпор обученных рыцарей, и атака закончилась унизительным бегством Орды. Оба вождя винили друг друга в этом фиаско, и Орда оказалась расколотой на две фракции. Чтобы воссоединить её, Гул'дан опять назначил Чернорука на пост вождя Орды.

Продолжение войны

Чернорук восстанавливает порядок в Орде. Затем Медив опять связался с Гул'даном и приказал ему уничтожить Штормград, чтобы Медив стал правителем людей. Изначально Гул'дан отказался, так как не видел смысла служить после того, как Портал был открыт. В ответ Медив предложил открыть Гул'дану местоположение Гробницы Саргераса, повелителя Легиона и хозяина самого Кил'джедена. Так случилась Первая война между Ордой и людьми Азерота, которая окончилась уничтожением Штормграда и гибелью короля Ллэйна.

В начале войны клан Северного Волка был изгнан в горный регион Азерота. Попытавшись раскрыть правду о демонах своему другу Оргриму Молоту Рока, Дуротан привлёк внимание Гул'дана, который послал Ренда и Мэйма, сыновей Чернорука, убить Дуротана и его жену. Убив их, Ренд и Мэйм не заметили младенца, сына Дуротана, лежащего у тела своей матери. Его вскоре подобрал дворянин Лордерона, бежавший из гибнувшего Штормграда.

Потеряв вождя, клан Северного Волка перекочевал на дальний север. Под конец войны люди наконец поняли, что Медив их предал, и послали отряд уничтожить мага. Поняв, что близится гибель Медива, Гул'дан попытался забрать местоположение Гробницы Саргераса прямо из сознания Медива. Но Медив был убит, когда Гул'дан всё ещё копался в его мыслях. В результате Гул'дан не выдержал шока и впал в кому.

Пробудившись, Гул'дан узнал, что власть в Орде переменилась. Чернорук был убит Оргримом, который узнал, что тот был причастен к убийству семьи Дуротана. Молот Рока быстро разобрался в манипуляциях Теневого Совета и казнил почти всех его членов, обвинив их в предательстве. Гул'дану удалось избежать казни, так как он присягнул на верность Оргриму. Он также пообещал пополнить Орду армией нежити. Гул'дан основал клан Пожирателей Бури (англ. Stormreaver) и начал процесс вселения душ убитых членов Теневого Совета в тела павших рыцарей.

Эти новые Рыцари Смерти, вместе с другими адскими мероприятиями (например, поимкой королевы драконов Алекстразы), дали Орде достаточно сил, чтобы продвигаться на север, несмотря на противостояние нового Альянса человеческих наций (Лордерон, Штромгард, Кул'Тирас, Гилнеас, Альтерак и магические силы Даларана). Высшие эльфы Кель'Таласа послали военную помощь Альянсу, а дворфы и гномы, потеряв свои любимые земли Хаз'Модана, с радостью присоединились к Альянсу, чтобы отомстить врагу. Предательство Альтерака чуть не поставило крест на Альянсе, но орки тоже были преданы.

Безумие Гул'дана

Считая, что победа Орды неизбежна, Гул'дан убедил Чо'галла из Клана Сумеречного Молота отправиться на поиски Гробницы Саргераса. Оба клана затем покинули свои посты и пустились на поиски. Потеря почти трети Орды привела к остановке их кампании прямо на пороге Лордерона. Молот Рока, в ярости от такого неповиновения, послал большую часть Орды уничтожить оба клана-предателя. Это дало шанс Альянсу собрать свои силы и разбить Орду.

С уничтожением Тёмного портала война была окончена. Хотя некоторые дворяне желали уничтожения всех орков, король Теренас решил поместить их всех в концлагеря в надежде, что орки однажды смогут присоединиться к Альянсу. В лагерях орки потеряли источник сил демонов и, в конце концов, впали в летаргию.

Возвышение Тралла

Через 7 лет после окончания Второй войны, сын Дуротана, названный Траллом (англ. Thrall — «раб»), сбежал из рабства человека, который его вырастил, Эделаса Блэкмура и пустился искать свой народ. Он повстречал Громмаша Адского Крика, который прятал свой клан Песни Войны (англ. Warsong) в пустынных местах Азерота. Тралл подружился с Громом и затем повстречался с Оргримом Молотом Рока, сбежавшим за несколько лет до этого. От Оргрима Тралл узнал о своём отце и клане Северного Волка. Затем он разыскал свой клан, узнал о шаманистском прошлом своей расы и о том, как демоны исказили их культуру. Тралл поклялся разорвать все цепи на руках своего народа и ступил на путь шамана. Вместе с Громом и Оргримом он успешно совершил множество нападений на концлагеря, освобождая пленных орков. Тралл убедил их, что не всё ещё потеряно, и кланы собирались под руководством нового вождя Орды. По иронии судьбы, во время атаки на последний лагерь удачливому охраннику удалось убить Оргрима Молота Рока. В память о могучем орке Тралл надел чёрные латы Оргрима, вооружился его молотом (названным Молотом Рока — англ. Doomhammer) и открыто повёл свой народ из заточения.

Тралл знал, что человеческие нации не дадут Орде жить мирно. Но затем к Траллу в видении явился пророк в облике ворона и убедил его плыть на запад в дальние земли Калимдора. Так как у Тралла не было выбора, он отбил у людей несколько кораблей и забрал всех орков из Лордерона на них. Во время путешествия, орки помогли племени троллей сбежать с тонущего острова. Эти тролли из племени Чёрного Копья (англ. Darkspear) в знак благодарности присоединились к Орде.

Высадка в Калимдоре

Во время плаванья корабли Орды разбросал шторм, и отряд Тралла отделился от отряда Грома Адского Крика. В землях Калимдора Тралл встретил тауренов и их вождя, Кэрна Кровавого Копыта . Таурены присоединились к Орде в благодарность за помощь, оказанную им в защите от кочующих кентавров.Кроме того в Калимдоре Тралл наткнулся на отряды Альянса под предводительством Джайны Праудмур,также желающих встретиться с пророком. Тралл,видя, что Гром воинственно настроен к людям, отправляет его заготавливать лес вместе с небольшим отрядом воинов. Но в лесу Гром встречает ночных эльфов, которые не собираются разрешать чужеземцам вырубать свои древние леса. Гром не может победить их, и шаман говорит ему о странном источнике энергии в лесу.Это было испорченное кровью Маннорота озеро. Вождь с его отрядом испил из него и с помощью силы демонов победил эльфов, и убил их полубога Кенария. Медив предупреждает Джайну и Тралла, о грядущем приближении Легиона, предлагает объединиться для защиты Азерота. Они соглашаются на союз, и Джайна помогает Траллу освободить Грома от проклятья демонов. После этого Гром ценой собственной жизни убивает Маннорота.Во время самого нашествия Легиона Орда и Альянс объединяются с ночными эльфами и спасают Древо Вечности от уничтожения и убивают Архимонда, предводителя демонов.

Основание Дуротара

По окончании битвы на горе Хиджал Тралл решил основать новый дом для орков в Калимдоре. Он назвал новую землю Дуротаром в честь своего отца и основал город Оргриммар в честь Оргрима Молота Рока. Вместе со своими союзниками, тауренами, и с помощью выживших людей из Лордерона под предводительством Джайны Праудмур Траллу удалось это сделать довольно быстро.

Но всё же новая нация прожила в мире недолго. Верховный адмирал Даэлин Праудмур, отец Джайны, прибыл в Калимдор и напал на процветающую нацию орков. Во время первой атаки тролли Тёмного Копья потеряли свой новый дом на островах Эха (англ. Echo Isles) и поэтому, с помощью полуорка Рексара, переселились в Дуротар. Охотник Вол'джин присягнул на вечную верность Орде от имени племени. Тралл, не зная, кто из людей напал на него, изначально подозревал силы Джайны, но они доказали свою верность, когда помогли оркам уничтожить силы вторжения адмирала Праудмура.

Культура

Общество орков всегда характеризовалось грубой жизнью. Они все поголовно являются убеждёнными прагматиками и всегда готовы убить того, кто угрожает будущему их клана. Все орки, несмотря на пол или позицию в обществе, должны работать в полную силу, а слабость считается серьёзной угрозой. Слабость одного заражает силу всех и наказуема самым великим унижением для орка — изгнанием. Более точно можно сказать, что орки не столько благородны, сколько утилитарны, но разные кланы имеют различные мнения. Тралл и клан Северных Волков принесли заметное влияние в Орду, состоящее из большего сострадания, которое в основном очевидно в том, как Тралл относится к пеонам, которых раньше считали отвратительной субрасой. Но некоторые кланы, например клан Песни Войны, всё ещё придерживаются спартанских правил старой Орды.

Но, несмотря на принадлежность к клану, орки ценят честь прежде всего — в первую очередь честь для себя, а затем честь для клана. Гостеприимство — самая высокая честь, которую орк может оказать кому-либо. Вот почему орки и таурены так быстро и крепко подружились — таурены дали оркам (абсолютным незнакомцам) убежище и помощь в новой земле, не требуя ничего взамен.

В обществе орков нет половой дискриминации. Женщины могут избирать те же самые профессии, что и мужчины, занимать ответственные посты и при необходимости даже обязаны идти в бой, как и мужчины. Сила (умственная и физическая), храбрость, инициатива и независимость — ценные характеристики для всех орков. Традиционно дети являются детьми родителей, но их растят как детей клана. Но всё больше семей строят дома и селятся в различных территориях Дуротара, и жизнь всё больше становится сосредоточенной на центральной семье, а не на клане.

Орки почитают природные элементы и высоко ценят шаманов. Оскорбление элементов считается одним из самых тягчайших преступлений.

Волки — основной символ орков; они являются охранниками, разведчиками, домашними любимцами, партнёрами и скакунами. Многие из этих волков пришли с Ордой из Дренора. Шаманы Орды могут разговаривать с ними, а также взывать к спектральным волкам.

Орки быстро забывают старые обиды; поэтому они в равной степени старались помочь уцелевшим людям Лордерона, ограм, кровавым эльфам и даже Отрёкшимся — всем, кто ранее враждовал с орками.

Фамилии

Фамилии орков обычно происходят от великих деяний или заслуг прямых предков, но некоторые исключительные орки заслуживают свои собственные фамилии. Например, Каргат Острорук (англ. Kargath Bladefist — «кулак-лезвие») получил своё прозвище после того, как отрубил себе руку и заменил её косой, а Килрогг Мёртвый Глаз (англ. Kilrogg Deadeye — «мёртвый глаз») — потеряв правый глаз. Фамилию «Мёртвого глаза» унаследовал и сын Килрогга Джорин (англ. Jorin).

Имена

По всей видимости, имена орков делятся на два типа: двусложные, разделённые апострофом, и упрощённые имена, происшедшие из более длинного. Двусложные имена — Гул'дан (англ. Gul'dan), Дал'Ренд (англ. Dal'Rend) — по-видимому изначально использовались волшебниками, но затем стали более распространены (Гар'Ток (англ. Gar'Thok) был полковником). Второй тип имён является высококультурным; только те, которые имеют власть над воином имеют право использовать его полное имя, например, шаманы и вожди. Например, полное имя Брокса (англ. Brox) было Броксигар (англ. Broxigar), но он позволял его использовать только Тиранде Шелест Ветра и Красусу. Полное имя Грома Адского Крика (англ. Grom Hellscream) было Громмаш (англ. Grommash), используя которое Маннорот утверждал, что Гром принадлежал ему. Многие орки предпочитают использовать имя отца (Тралл, сын Дуротана). Только глава семьи может иметь одноимённый титул (то есть двух Молотов Рока (англ. Doomhammer) одновременно быть не может (сначала отец — Телкар Молот Рока (англ. Telkar Doomhammer), затем сын — Оргрим Молот Рока (англ. Orgrim Doomhammer))).

Кланы

Старая Орда состояла из множества кланов, большинство из которых существовали задолго до её создания. По окончании Третьей войны почти все кланы были уничтожены, а остальные были ассимилированы Новой Ордой.

• Клан Чернозубого Оскала (англ. Black Tooth Grin) — изначально этот клан был частью клана Чёрной Горы, но отделился как раз перед тем, как Орда переселилась в Азерот. После убийства Чернорука Оргримом Молотом Рока, его сыновья Рэнд и Мэйм решили установить свою собственную власть в Орде и в конце концов отомстить Молоту. Рэнд и Мэйм ранее убили родителей нового вождя Орды Тралла по приказу Гул'дана. Во время Второй войны клан Чёрнозубого Оскала был обязан охранять Тёмный Портал и дрался на передовой во время вторжения в Каз Модан. Клан получил своё название от традиции, что все рекруты должны выбить один из своих зубов в знак преданности клану. Лидеры: Рэнд Чернорук, Мэйм Чернорук.
• Клан Чёрной Горы (англ. Blackrock) — этот клан был одним из самых сильных кланов Орды и был ответственен за многие из побед во время Второй войны. Его лидером был Чернорук Разрушитель, который затем стал вождём всей Орды. Убив Чернорука за некомпетентность его правления, Оргрим Молот Рока стал новым вождём Чёрной Горы и всей Орды. Этот клан отказался следовать за Траллом в Новую Орду и продолжал поклоняться демонам. Бывшие лидеры: Чернорук Разрушитель, Оргрим Молот Рока, Джубей'Тос. Действующие лидеры: Рэнд Чернорук, Нефариан.
• Клан Кровавой Глазницы (англ. Bleeding Hollow) — один из самых крупных кланов до начала Первой войны, живший в Танаанских Джунглях. Его вождь Киллрогг Мёртвый Глаз был одним из двух командиров первой атаки на крепость Штормград. Во время Второй войны этот клан отвечал за металлургические операции в Каз Модане. После победы над Ордой в конце Второй войны Киллрогг смог сбежать с помощью Нер'зула и увести свой клан в Дренор. Затем клан Кровавой Глазницы воевал с силами, посланными Альянсом остановить Нер'зула. Когда Киллрогг и Гром Адский Крик узнали о планах Нер'зула открыть множество порталов, они прорвались через силы Альянса и сбежали через Тёмный Портал обратно в Азерот. Но на сей раз клан Кровавой Глазницы был пойман и помещён в концлагерь. Гром и его клан смогли сбежать. Клан получил название в честь традиции, в результате которой вожди клана вырезают свой глаз в ходе специального ритуала, проводимого ими, чтобы узнать причину своей смерти в будущем. Лидер: Килрогг Мёртвый Глаз.
• Клан Костеглодов (англ. Bonechewer) — один из самых уважаемых кланов, оставшихся в Дреноре. Костеглоды известны тем, что они украшают себя костями и органами побеждённых врагов, а также являются каннибалами. Силы Нер'зула уничтожили этот клан вместе с Повелителями Грома, когда они потребовали разрешения вторгнуться в Азерот, чтобы уничтожить людей (что было против планов Нер'зула). Лидер: Тагар Хребтолом (англ. Spinebreaker).
• Клан Пылающего Клинка (англ. Burning Blade) — один из самых заражённых кланов, самый дикий и непредсказуемый. У клана никогда не было лидера или территории. Этот клан был уничтожен силами Утера Светоносного в битве у Тёмного Портала под конец Второй войны. После таких потерь этот клан исчез навсегда. После основания Новой Орды Траллом выжившие воины клана поклялись освободить свой народ от заражения демонов и стали первыми мастерами лезвий и личными телохранителями Тралла. В «World of Warcraft» Пылающий Клинок — предательская фракция орков, поклоняющаяся Пылающему Легиону. Лидеры: отсутствуют.
• Клан Драконьей Пасти (англ. Dragonmaw) — этот клан был верен Черноруку и после его убийства поклялся в верности его сыновьям, Рэнду и Мэйму. Клан Драконьей Пасти сумел поймать королеву драконов Алекстразу и выводил её детёнышей в боевых драконов для борьбы с людьми. После Второй войны этот клан был захвачен Альянсом, но небольшая группа под командованием Некроса Череподава (англ. Skullcrusher) продолжала использовать порабощённых драконов для набегов на Альянс. Некрос и его подчинённые были уничтожены, когда Алекстраза была освобождена молодым магом Ронином и его компаньонами. В дополнении Cataclysm к World of Warcraft клан присоединился к Орде и противостоит культу Сумеречного Молота и гномам клана Дикого Молота. Бывшие лидеры: Зулухед Измученный, Некрос Крушитель Черепов. Действующий лидер: полководец Зела.
• Клан Северного Волка (англ. Frost Wolf) — этот клан был изгнан из Орды из-за выступления его бывшего вождя Дуротана против отказа от шаманизма и влияния демонов. Шаман Дрек'Тар стал вождём клана после убийства Дуротана. Северные Волки жили на горах Альтерака, практикуя шаманизм. В «World of Warcraft» они проживают в долине Альтерак, где борются с дворфами из экспедиции Штормпайка, которые желают использовать природные ресурсы территории. Бывшие лидеры: Дуротан, Дрек'тар. Лидер: Тралл.
• Клан Весёлого Черепа (англ. Laughing Skull) — самый обманчивый и предательский клан из всех. Орки Весёлого Черепа жили в пустошах Горгронда, и каждый день подвергались опасностям. Горгронд был негостеприимной землей, полной опасных хищников, и даже растения в ней были смертоносными. Гронны - огромные звероподобные циклопы, а также существа поменьше, создавали серьезную угрозу Веселому Черепу, и каждый день какой-нибудь орк из клана погибал. Со временем орки Веселого Черепа выработали уникальную философию - смотреть на смерть, смеясь. Они носят маски из черепов зверей, челюсти которых были вывихнуты таким образом, чтобы казалось, будто череп смеётся, и всякий раз, когда орки Веселого Черепа кого-то убивают, то хохочут над этим до истерики, а пленников, перед тем как запытать до смерти, заставляют смеяться. Этот клан считает, что смерть должна быть красивой и экстравагантной, и поэтому смерть от старости среди них не в почете. Почти все другие кланы не доверяли Веселому Черепу, из этого клана вышли самые опытные убийцы в Орде. Во время войны в Дреноре клан Смеющегося Черепа выступил в союзе с людьми против сил Нер'зула. Лидер: огр-маг Могор, в реальности Warlords of Draenor Каз Визгунья. .
• 'Клан Бушующего Шторма — клан, созданный Гул’даном после того, как он понял, что Оргрим Молот Рока его недолюбливает. Члены клана служили его личными телохранителями в Азероте. Они последовали за Гул'даном, когда он попытался открыть Гробницу Саргераса. Этот клан в основном состоял из колдунов, рыцарей смерти и некролитов. Те, кто выжили, живут втайне от всех, собираясь в небольшие группы колдунов. Лидер: Гул’дан.
• Клан Громоборцев (англ. Thunderlord) — этот клан имел сильные связи с кланом Чёрной Горы. Были лучшими дрессировщиками, способными приручить самых опасных и свирепых хищников Дренора, но жестоко и бесчеловечно обращались с животными, используя их в качестве орудий войны. Например, гигантских морских черепах Громоборцы использовали как морские корабли, а копытней и элекков - как живые танки, мучая их перед боем, чтобы разъярить. Изначально орки Громоборцев были верны Нер'зулу, но были уничтожены вместе с Костеглодами после того, как потребовали разрешения вторгнуться в Азерот. Лидер: Фенрис Брат Волка.
• Клан Сумеречного Молота (англ. Twilight Hammer) — этот клан имел сильные связи с Гул'даном. Его члены фанатически верят в то, что их судьба — уничтожение всего. Сумеречный Молот был уничтожен силами Оргрима Молота Рока после того, как этот клан вместе с кланом Гул'дана покинул битву против Альянса, чтобы найти Гробницу Саргераса. Оставшиеся в живых члены клана стали религиозным культом, поклоняющимся элементам и Древним Богам. Лидер: огр Чо'галл.
• Клан Призрачной Луны (англ. Shadow Moon) — этот клан правил разрозненными кланами Дренора и принимал решения в Орде. Клан имел наибольшее количество пользователей магии, таких как некроманты, рыцари смерти и колдуны. Лидер клана, Нер'зул, пытался открыть множество порталов в Дреноре, чтобы сбежать из него. После разрушения Дренора многие из членов клана были превращены в личей Пылающим Легионом. Лидер: Нер'зул.
• Клан Изувеченной Длани (англ. Shattered Hand) — этот клан получил своё название из-за практики отрубания одной руки и замены её оружием. В «World of Warcraft» этот клан является подобием спецслужбы Орды. Лидер: Каргат Острорук.
• Клан Песни Войны (англ. Warsong) — один из самых сильных и жестоких кланов. Этот клан смог сбежать от сил Альянса после окончания Второй войны. Воины этого клана испускают ужасающий, тонкий боевой крик перед битвой. Особенно этим прославился вождь клана Громмаш Адский Крик. Этот клан помог Траллу и Оргриму Молоту Рока освободить орков из концлагерей Альянса. В Калимдоре Громмаш и его клан попали под влияние Пылающего Легиона, испив крови Маннорота; но затем Гром лично убил демона и погиб от ран вскоре после этого. В «World of Warcraft» оставшиеся члены клана Песни Войны установили несколько лагерей в Ясеневом лесу (англ. Ashenvale Forest) для добычи древесины, что часто приводит к конфликтам с ночными эльфами. Бывшие лидеры: Гром Адский Крик, Гаррош Адский Крик.
• Клан Иссушающего Лезвия (англ. Searing Blade) — уникальный клан, сформированный после основания Дуротара. В этот клан входят оставшиеся члены Теневого совета, который пытаются совершить переворот в Орде и забрать власть у Тралла. Этот клан прячется в сети катакомб под Оргриммаром. Лидеры: Баззалан, Джергош Заклинатель.
• Клан Лезвия Молнии (англ. Lightning's Blade) — об этом клане мало что известно. Он вскользь упоминается в руководстве по «Warcraft II: Beyond the Dark Portal».
• Клан Тёмного Шрама (англ. Darkscar) — этот клан упоминается в описании топора под названием Сератил в дополнительной кампании «Warcraft III: The Frozen Throne».
• Клан Маг'харов (англ. Mag'har) — этот клан впервые представлен во вселенной Warcraft в дополнении World of Warcraft: The Burning Crusade. Первая встреча с кланом произойдет в Запределье на Полуострове Адского Пламени на Заставе Маг'харов (англ. Mag'har Post). Основные поселения маг'харов разбросаны по землям Награнда (Гарадар (англ. Garadar)), Острогорья (Оплот Громоборцев (англ. Thunderlord Stronghold)) и Долины Призрачной луны (Деревня Призрачной Луны (англ. Shadowmoon Village)). Они имеют коричневый оттенок кожи, что обусловлено тем, что в своё время воинственные маг'хары отказались от власти демонов и не отведали крови Маннороха. Судя по тому, что они известны на весь бывший Дренор своими выпечками, они вели спокойный образ жизни в те времена. Но краснокожие орки Скверны, которые построили свою цитадель около маг'харов, не дали им жить спокойно. Из-за их нападений маг'хары были вынуждены присоединится к Орде, чтобы спасти свою единственную на весь мир натуральную орочью кожу. Также некоторые из них впервые покинули Дренор и поселились в кланах Азерота, некоторых можно встретить на лесопилке Песни Войны.

Внешность

Средний рост орка — 2 метра; тела орков обычно мускулистые. Цвет волос, обычно, очень тёмный, зачастую чёрный, но седеет с возрастом. Цвет глаз орков такой же, как и у людей, но у орков, выпивших кровь Маннорота, глаза светятся кроваво-красным огнём. Чисто голубые глаза очень редки и считаются признаком великой судьбы (глаза Тралла являются чисто голубыми). Мужчины-орки иногда выращивают неухоженные бороды, но некоторые их всё же заплетают. Усов орки не отращивают. Лица орков считаются некоторыми расами Азерота чудовищными, напоминающими лица троллей. Нижние челюсти орков — большие и тяжёлые с выступающими зубами-бивнями. В расе орков присутствует гораздо более выраженный половой диморфизм, чем у людей.

В обществе орков шрамы являются знаком гордости для орка; количество шрамов, полученных в бою, обозначает его боевой опыт.

Цвет кожи

Коричневые орки, или маг ‘хары, считаются орками не затронутые скверной.

Зеленые орки – первыми прибыли в Азерот, согласно официальной точке зрения (которая пропагандируется историей) они были испорченными (потеряли свой цвет, а заодно и способность к шаманству и прочим хорошим вещам, взамен приобрели жажду крови)

Красные орки, орки скверны, убийцы Кенариуса 

факты

• Танец орка-мужчины в игре основан на танце MC Hammer'а в видео-клипе «U Can’t Touch This».
• Танец орка-женщины основан на танце из видео-клипа Juvenile «Back That Azz Up».
• Warcraft — одно из немногих произведений, где орки показаны в положительном свете, но даже здесь это случилось только после двух игр, в которых они были показаны как злодеи.

Ссылки

• [www.worldofwarcraft.com/info/races/orcs.html Страница об орках на World of Warcraft Game Guide]
• [www.battle.net/war3/orc/ Страница об орках на Battle.net]
• [www.wowwiki.com/Orc Статья об орках на вики о World of Warcraft]
• [www.mmoaddict.ru/03.2010/minutka-lora-drektar/ Дрек'Тар]
• [www.mmoaddict.ru/12.2009/minutka-lora-semejstvo-saurfang/ Семейство Саурфанг]
• [www.mmoaddict.ru/01.2010/minutka-lora-voljin-and-darkspear-tribe/ Вол’джин и племя Черного Копья]

Отрывок, характеризующий Орки (Warcraft)

Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого.
– On dit que la pauvre comtesse est tres mal. Le medecin dit que c'est l'angine pectorale. [Говорят, что бедная графиня очень плоха. Доктор сказал, что это грудная болезнь.]
– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]
– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
– Vous verrez, [Вы увидите.] – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.


Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».


Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.
– Colonel Michaud, n'oubliez pas ce que je vous dis ici; peut etre qu'un jour nous nous le rappellerons avec plaisir… Napoleon ou moi, – сказал государь, дотрогиваясь до груди. – Nous ne pouvons plus regner ensemble. J'ai appris a le connaitre, il ne me trompera plus… [Полковник Мишо, не забудьте, что я вам сказал здесь; может быть, мы когда нибудь вспомним об этом с удовольствием… Наполеон или я… Мы больше не можем царствовать вместе. Я узнал его теперь, и он меня больше не обманет…] – И государь, нахмурившись, замолчал. Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо – quoique etranger, mais Russe de c?ur et d'ame – почувствовал себя в эту торжественную минуту – entousiasme par tout ce qu'il venait d'entendre [хотя иностранец, но русский в глубине души… восхищенным всем тем, что он услышал] (как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.
– Sire! – сказал он. – Votre Majeste signe dans ce moment la gloire de la nation et le salut de l'Europe! [Государь! Ваше величество подписывает в эту минуту славу народа и спасение Европы!]
Государь наклонением головы отпустил Мишо.


В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
В самом веселом расположении духа Николай ночью приехал в Воронеж в гостиницу, заказал себе все то, чего он долго лишен был в армии, и на другой день, чисто начисто выбрившись и надев давно не надеванную парадную форму, поехал являться к начальству.
Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.
От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.