Победа над шведской армией в Лихулаской битве вдохновила эзельцев для дальнейших действий. В 1221 году они при поддержке населения Харьюмаа и Ревалы осадили Таллин, находившийся в руках датчан. Осада крепости продолжалась 14 дней, все попытки датчан прорваться были безуспешны. Однажды неожиданно к городу подошло 4 когга. Эстонцы, решив, что это датское подкрепление, отступили[1].
Напишите отзыв о статье "Осада Таллина"
Примечания
- ↑ Mäesalu Ain. [www.raamatukoi.ee/cgi-bin/raamat?277 Eesti ajalugu (1. osa)]. — Avita, 1997. — P. 168. — ISBN 9985-2-0043-8.
Литература
- Генрих Латвийский. [www.livonia.veles.lv/chronicles/henricus/chronicle/albert_year22.htm Хроника Ливонии]. — Издательство Академии Наук СССР, М. — Л., 1938 год.
Отрывок, характеризующий Осада Таллина
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
