Памятник Н. М. Карамзину (Ульяновск)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Па́мятник Н.М. Карамзину — монумент, установленный в Симбирске в 1845 году в честь уроженца Симбирской губернии русского историка и писателя Николая Михайловича Карамзина. Автором проекта памятника является скульптор Самуил Иванович Гальберг.





История создания монумента

13 июня 1833 года симбирский губернатор А.М. Загряжский от имени 38 симбирских дворян подал прошение императору Николаю I о создании в Симбирске памятника Н.М. Карамзину с открытием общеимперской подписки по сбору средств на его сооружение. Вскоре согласие было получено, были собраны значительные средства, но решение, каким быть памятнику, затянулось.

Император Николай I, побывавший 22 августа 1836 года в Симбирске самолично указал местонахождение памятника и повелел: «Заключить с профессором Академии художеств Гальбергом контракт на сделание в течение трех лет.... означенный памятник с барельефами, за выпрошенную им цену в 91800 рублей...» 550 пудов меди, нужных на сооружение памятника, отпускалось от казны.

Лишь через два года профессор Гальберг приступил к работе, но, 10 мая 1839 года, Самуил Иванович Гальберг скончался, успев разработать проект памятника. Завершили дело профессора его ученики - выпускники Академии художеств: Н.А. Ромазанов, А.А. Иванов, П.А. Ставассер и К. М. Климченко. Статую музы Клио, покровительницы истории, выполнили А.А. Иванов и П.А. Ставассер. Один из горельефов и бюст Н.М. Карамзина, вылепил Н.А. Ромазанов, другой горельеф - К. М. Климченко. Пьедестал красного гранита из Финляндии был изготовлен в Петербурге мастером С.Л. Анисимовым. Статуя Клио, бюст историографа и горельефы отливались в бронзе в литейной мастерской Академии художеств под руководством профессора барона П.К.Клодта. Все детали памятника были доставлены в Симбирск в навигацию 1844 года, а следующей весной и летом были проведены работы по подготовке места и установке пьедестала.

Памятник был торжественно открыт 22 августа 1845 года (по старому стилю).

Размеры и композиция памятника

Памятник был создан по обычаям того времени, в стиле классицизма. На пьедестале стоит величественная статуя музы истории Клио: правой рукой она возлагает на жертвенник бессмертия скрижали «Истории государства Российского» - главного труда Н.М. Карамзина, а в левой держит трубу, с помощью которой намерена вещать о славных страницах жизни России.

В пьедестале памятника, в круглой нише, размещается бюст историка. Пьедестал украшен двумя горельефами. На северном К. М. Климченко изобразил Карамзина читающим отрывок из своей «Истории» Александру I в присутствии его сестры Екатерины Павловны во время пребывания императора в Твери в 1811 году. На другом, тоже в аллегорической форме, Николай Михайлович запечатлен на смертном одре в окружении своего семейства в тот момент, когда узнал о пожаловании ему Николаем I щедрого пенсиона. В соответствии с канонами классического стиля все фигуры памятника изображены в античных одеждах.

Надпись на пьедестале, выполненная накладными буквами, гласила:

Н.М. Карамзину историку Российского государства повелениемъ императора Николая I-го 1844 годъ.

Общая высота монумента составляет 8,52 метра, из них высота пьедестала — 4,97 метра, статуи Клио – 3,55 метра.

Дальнейшая история памятника

Первоначально памятник обнесли деревянной решеткой, а в 1855 году, Аврора Карловна Карамзина, вдова старшего сына историографа, Андрея Николаевича, погибшего в Крымской войне, в его память, устроила богатую металлическую решетку с медными вызолоченными навершиями. После грандиозного пожара Симбирска площадь вокруг памятника, в 1866 году была окружена сквером, огражденным, в свою очередь, чугунной решеткой на каменном фундаменте.

В 1931 году возникла опасность сноса памятника. К этому времени были сбиты верхние позолоченные медные окончания оград, сделано несколько выколов гранита, уничтожена надпись пьедестала и свинцовая расчеканка гранитных швов. Один из граждан, в городской газете писал: «имею указать на крупный кусок [цветного] металла в «бросовом состоянии» в Ульяновске. Это статуя из меди в Карамзинском саду… Статуя должна быть снята и употреблена на подшипники…» Памятник удалось отстоять благодаря принципиальной позиции, занятой директором Естественно-исторического музея П.Я. Гречкиным и городским архитектором Ф.Е. Вольсовым.

В 1944 году на пьедестал вернули заново отлитые на одном из местных заводов медные буквы текста надписи, а в 1967 году памятник капитально отреставрировали. К сожалению, со времен реставрации окончание текста, «1844 годъ», было представлен как «1844 года». В этом искаженном виде мы видим надпись и поныне.

Напишите отзыв о статье "Памятник Н. М. Карамзину (Ульяновск)"

Литература

  • Трофимов Ж. А. Симбирский памятник Н. М. Карамзину. Известное и неизвестное. — «Ульяновский дом печати», 2006 г. — 128 с. : илл. ISBN 5-901141-79-2
  • [kvv.mv.ru/simbirsk/p24.html Уроженец Симбирской губернии Н. М. Карамзин]

Отрывок, характеризующий Памятник Н. М. Карамзину (Ульяновск)

Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова: