Петренко, Пантелеймон Антонович
 |
В этой биографической статье об умершем человеке не указана дата смерти. Вы можете помочь проекту, добавив дату смерти в текст статьи.
|
| Пантелеймон Антонович Петренко |
Пантелеймон Антонович Петренко (1908, близ Киева — май 1936, Грузия) — русский и украинский советский поэт, переводчик, художник. «Верист» из кружка Д. В. Киранова[1]. Наиболее известная его работа — перевод поэмы Руставели «Витязь в тигровой шкуре». Перевод Петренко отличается высокими художественным достоинствами, близостью к оригиналу[2].
Биография
Родился неподалёку от Киева в семье сельских учителей[3]. Мать Анна Тихоновна Куделенко жила в Киеве воспитывала его одна. Был болезненным и не посещал школу. Его обучала на дому мать[4].
Занимался живописью. Участвовал в выставках «10 рокiв Жовтня» (10 лет октября) в Киеве в 1927 году и во 2-й Всеукраинской в 1929 году (Спр., т. I, с. 320)[1].
В 1932 году переехал с матерью из Киева в Грузию, сначала обосновался в Батуми, а затем в Тбилиси. Здесь, как и в Киеве, он активно продолжал заниматься поэтической и переводческой деятельностью. В Тбилиси молодой поэт быстро вошел в круг поэтов, литераторов, художников, познакомился с Константином Гамсахурдиа, Галактионом Табидзе, Тицианом Табидзе, Серго Кобуладзе, Ладо Гудиашвили, с которыми у него сложились добрые отношения[5].
Пантелеймона восхищала лирика французских символистов, их поэтическая тематика во многом оказалась близкой молодому поэту. Знание французского языка в сочетании с собственным поэтическим талантом позволили юноше успешно заниматься художественным переводом. Стихи французских поэтов-символистов Поля Верлена, Шарля Бодлера, Артюра Рембо, Жана Кокто были переведены им на украинский и русский языки. Переводил также стихи Бесики, Саят-Новы. Перевёл многие стихотворения и отрывки из поэм Галактиона Табидзе, Паоло Яшвили, Алио Мамашвили, стили азербайджанских и армянских поэтов[3].
В 1934 году в Грузии было принято решение о праздновании 750-летия со дня рождения великого грузинского поэта Шоты Руставели и переводе поэмы «Витязь в тигровой шкуре» на языки народов СССР. Пантелеймон Петренко, уже имевший опыт пожтического перевода, решил попробовать свои силы и начал работу над отрывком из «Витязя в тигровой шкуре» — «Завещанием Автандила». Не владея грузинским языком, он работал с подстрочником поэмы Руставели. Петренко познакомился с руствелологом, поэтом и переводчиком Константином Чичинадзе, в сотрудничестве с которым приступил к работе над переводом поэмы «Витязь в тигровой шкуре». Его переводческая работа продолжалась два года, а первые отрывки перевода были опубликованы в газете «На рубеже Востока» 23 октября 1934 года, затем последовали продолжения в газетных публикациях. Интересная презентация переводов поэмы Руставели на русский язык состоялась в 1935 году, когда во Дворце писателей актёры читали переводы Г.Цагарели, С.Канчели, С.Шарти. Петренко выступил последним и очень успешно. В Союзе писателей Грузии состоялось обсуждение перевода Петренко, читались отдельные главы, которые сопоставлялись с оригиналом и переводом Бальмонта. Большинство отзывов были положительными, литературная критика в газетах и журналах также была в основном доброжелательной[5].
Из 1587 строф поэмы Петренко не успел перевести 141; перевод был закончен репрессированным позднее поэтом Борисом Бриком[3], а Константин Чичинадзе тщательно отредактировал весь перевод[5].
Однако жизнь поэта оборвалась трагически: в середине мая 1936 года в возрасте 27 лет он погиб, упав со строящегося моста в бурлящую Куру. «Чтоб довести до конца свой колоссальный труд, работы ему оставалось лишь на месяц, но бессмысленная смерть внезапно и бесследно унесла его», с горечью писал Константин Чичинадзе[5]. Мать не выдержала и потеряла рассудок. Её надгробие в Тбилиси стало памятником матери и сыну[3].
Творчество и посмертные публикации
Готовил к публикации свои оригинальные произведения, он составил и оформил собственными иллюстрациями рукописный том, однако оригинальные стихи на русском и украинском языках в большинстве остались долгое время не опубликованы[3]. Почти все рукописи Петренко остались в семье Константина Чичинадзе. Все последующие годы семья Чичинадзе-Кобуладзе являлась хранительницей архива Петренко[5].
Поэма «Витязь в тигровой шкуре» в переводе Петренко издавалась трижды. В 1938 году поэма Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре» вышла в переводе Пантейлемона Петренко на русский язык при участии и под редакцией Константина Чичинадзе. Портрет и иллюстрации Сергея Кобуладзе. Ответственный редактор академик Иосиф Орбели, он же — автор предисловия. В 1939 году московское издательство «Художественная литература» выпустило поэму Руставели в переводе Петренко с иллюстрациями художника Тамары Абакелия. В библиографических справочниках есть указание, что в 1939 году поэма была издана с иллюстрациями Ладо Гудиашвили и вступительной статьей Константина Чичинадзе. В 1985 году в Тбилиси была издана поэма «Витязь в тигровой шкуре» в переводе Пантелеймона Петренко под редакцией и со вступительной статьей члена-корреспондента АН Грузии Саргиса Цаишвили[5].
В 1985 в Ленинграде вышла книга грузинского поэта и филолога Рауля Чилачавы о Петренко на русском языке 100-тысячным тиражом. Чилачава собрал в этом издании публикации Петренко, рассыпанные в петриодике 30-х годов[3].
Усилиями Валентины Марджанишвили, преподавателя тбилисской грузино-украинской школы № 41 имени М. Грушевского, в 2008 году был издан сборник «Обiрвана струна», который представил поэта Петренко в его оригинальных стихах, переводах французских поэтов-символистов, рисунках[5].
20 января 2009 года к 100-летию со дня рождения Пантелеймона Петренко состоялась конференция «Украинцы — переводчики „Витязя в тигровой шкуре“», организованной по инициативе Союза журналистов «Дом грузино-украинской прессы и книги», Института украиноведения ТГУ им. Ив. Джавахишвили при участии Посольства Украины в Грузии[5].
Напишите отзыв о статье "Петренко, Пантелеймон Антонович"
Примечания
- ↑ 1 2 [www.maslovka.org/modules.php?name=Content&pa=showpage&pid=1570 МАСЛОВКА - художники, картины, биографии, фотографии. Живопись, рисунок, скульптура. 20-й век : ПЕТРЕНКО П. А. PETRENKO Panteleymon]
- ↑ [feb-web.ru/poetry/personalia/texts/ke9/ke9-6263.htm Петренко П. // Краткая литературная энциклопедия. Т. 9. — 1978]
- ↑ 1 2 3 4 5 6 [www.vekperevoda.com/1900/petrenko.htm Пантелеймон Петренко]
- ↑ [books.google.com/books?id=FCbrAAAAIAAJ&pg=PA182&dq=%22%D0%90%D0%BD%D0%BD%D0%B0+%D0%A2%D0%B8%D1%85%D0%BE%D0%BD%D0%BE%D0%B2%D0%BD%D0%B0+%D0%9A%D1%83%D0%B4%D0%B5%D0%BB%D0%B5%D0%BD%D0%BA%D0%BE%22 Из истории украинско-грузинских связей] Наукова думка, 1971
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 Ольга Петриашвили [www.nplg.gov.ge/gsdl/cgi-bin/library.exe?e=d-01000-00---off-0period--00-1----0-10-0---0---0direct-10---4-------0-1l--11-ka-50---20-about---00-3-1-00-0-0-11-1-0utfZz-8-00&cl=CL1.27&d=HASH0180860d6e4c9adc77b5242d.2.4>=1 К 100-летию со дня рождения П. Петренко]
Отрывок, характеризующий Петренко, Пантелеймон Антонович
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.
Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
