Погром в Миассе

Миасская бойня — избиение зрителей рок-фестиваля «Торнадо» (организатор фестиваля — предприниматель Валихан Тургумбаев), происшедшее 29 августа 2010 года в городе Миасс.

Фестиваль проходил на территории детского оздоровительного лагеря имени Зои Космодемьянской на берегу озера Тургояк. Около 20:00 (по местному времени), во время выступления панк-группы «Тараканы!», напугав охрану из двух человек, на территорию фестиваля ворвалась большая группа злоумышленников и начала избивать собравшихся бейсбольными битами. Также нападавшие использовали травматические пистолеты. Организаторы не стали останавливать фестиваль из-за вооруженного нападения неизвестных. Официально пострадало 17 человек.

Первоначально акция приписывалась скинхедам, однако правоохранительные органы опровергли эту информацию, заявив, что нападавшие (50—100 человек) были мужчины 20—40 лет, раздетые по пояс без татуировок и без бритых голов. Инициатором нападения был назван местный предприниматель, шашлычник (а также управляющий развлекательным комплексом «Звездный») Роберт Назарян, ранее судимый, у которого с посетителями рок-концерта возник бытовой конфликт.

С точки зрения информационного освещения в России «Торнадо» на первом этапе представляло собой медиа-взрыв с неконтролируемой до поры цепной самовозрастающей реакцией. Для получения информации люди использовали только Интернет: поисковики и обмен ссылками. Старт медийной волны с самого начала был резким из-за шокирующих фото с места происшествия и слухах об убийстве 14-летней девочки. В отсутствие официальной информации (а после её появления — из-за недоверия к ней) большинство версий и заключений были созданы журналистами и блогерами на основе эмоциональных впечатлений, исходя из собственного социального опыта, мировоззренческих установок, а в некоторых случаях — ангажированности.

Оперативная реакция мировых новостных агентств Ассошиэйтед Пресс, Би-би-си и Рейтер привела к тому, что два дня, 29 и 30 августа, инцидент в Миассе выступал заметным пунктом международной информационной повестки. Событие широко комментировалось на Западе читателями и блогерами.

Возбуждено уголовное дело по по части 2 статьи 213 УК РФ («хулиганство») За бездействие сотрудников милиции было возбуждено уголовное дело по части 1 статьи 293 УК РФ (халатность). Двух милиционеров уволили.

Собственное расследование причин ЧП проводила комиссия МВД РФ. Также дело о миасском побоище находилось под контролем Генпрокуратуры РФ в УрФО и Общественной палаты РФ.

13 июля 2012 года миасский суд огласил приговоры. Заказчиком погрома был признан Роберт Назарян, получивший наказание в виде 6 лет лишения свободы. Ещё 12 фигурантов дела получили различные сроки заключения — от 3 до 5 лет. Но и после вынесения приговора продолжается поиск участников побоища, в частности, в течение следующего года в СМИ упоминаются ещё 4 фамилии задержанных следствием, 1 задержан пограничной службой Украины при пересечении границы со Словакией, 1 добровольно сдался полиции, 2-е обвиняемых находятся в федеральном розыске.

Отрывок, характеризующий Погром в Миассе

В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.