Подольный, Роман Григорьевич
Поделись знанием:
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.
– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
(перенаправлено с «Подольный, Роман»)
| Роман Подольный | |
 | |
| Имя при рождении: |
Роман Григорьевич Подольный |
|---|---|
| Род деятельности: |
журналист, популяризатор науки, писатель-фантаст |
| Дебют: |
1956 |
| [www.lib.ru/RUFANT/PODOLNYJ/ Произведения на сайте Lib.ru] | |
Рома́н Григо́рьевич Подо́льный (16 октября 1933 — 23 февраля 1990, Москва, СССР) — советский журналист, популяризатор науки, писатель-фантаст.
Окончил Московский государственный историко-архивный институт по специальности «этнография».
Первая публикация Подольного относится к 1956 году.
В 1962 году опубликовал свой первый научно-фантастический рассказ — «Мореплавание невозможно». В дальнейшем писал альтернативно-исторические, юмористические и социально-фантастические рассказы и повести, которые составили авторские сборники «Четверть гения» (1970) и «Легкая рука» (1990).
Написал также несколько десятков книг, посвящённых различным областям науки — от этнографии до теоретической физики. Опубликовал в журнале «Знание — сила» и в других научно-популярных периодических изданиях множество очерков и заметок.
Более двадцати лет возглавлял отдел науки журнала «Знание — сила», который в 1960—1970-е годы, во многом благодаря его энтузиазму, стал одним из «центров общения» российских фантастов. В самом журнале Подольный и его коллеги создали «Академию веселых наук», где печатались различные фантастические розыгрыши, и «Комиссию по контактам», которая пыталась с научных позиций разобрать всевозможные свидетельства о посещении нашей планеты инопланетянами, о «следах» этих посещений, а также случаи всевозможных «экстрасенсорных способностей».
Содержание
Библиография
Книги (фантастика)
- Подольный, Р. Г. Четверть гения. — М. : Молодая гвардия, 1970.</span>
- Подольный, Р. Г. Лёгкая рука. — М. : Московский рабочий, 1990.</span>
Книги (научно-популярные)
- Подольный, Р. Г. Невидимые творцы. — М. : Географгиз, 1963.</span>
- Подольный, Р. Г. По образу и подобию. — М. : Молодая гвардия, 1966.</span>
- Подольный, Р. Г. Предки и мы. — М. : Мысль, 1966.</span>
- Подольный, Р. Г. Про чувства. — М. : Детская литература, 1966.</span>
- Подольный, Р. Г. Связь времён. — М. : Мысль, 1969.</span>
- Подольный, Р. Г. Без обезьяны. — М. : Детская литература, 1972.</span>
- Подольный, Р. Г. Пути народов. — М. : Детская литература, 1975.</span>
- Подольный, Р. Г. Дети Земли. — М. : Мысль, 1977.</span>
- Подольный, Р. Г. Вокруг света в сорок тысяч лет. — М. : Молодая гвардия, 1977.</span>
- Подольный, Р. Г. Чем мир держится. — М. : Знание, 1978.</span>
- Подольный, Р. Г. Любовь к мудрости. — М. : Детская литература, 1982.</span>
- Подольный, Р. Г. Человечество открывает себя. — М. : Политиздат, 1982.</span>
- Подольный, Р. Г. Нечто по имени ничто. — М. : Знание, 1983.</span>
- Подольный, Р. Г. Создано человечеством / Р. Г. Подольный, Ю. В. Бромлей. — М. : Политиздат, 1984.</span>
- Подольный, Р. Г. Чертёж мироздания. — М. : Московский рабочий, 1987.</span>
- Подольный, Р. Г. Освоение времени. — М. : Политиздат, 1989.</span>
- Подольный, Р. Г. Человечество — это народы / Р. Г. Подольный, Ю. В. Бромлей. — М. : Мысль, 1990.</span>
Фантастические рассказы и повести
- Без подсказок (1990)
- Бессмысленный брак (1990)
- В нашем журнале — через 100 лет (1964)
- Восьмая горизонталь (повесть) (1971)
- Впервые (1962)
- Всего один укол (1969)
- Дальнейшему хранению не подлежит (1970)
- Единство цели (1964)
- Ешь своих (1970)
- Живое (1990)
- Закон сохранения (1980)
- Золото Ньютона (1990)
- Интервью (1980)
- Кибернетика запуталась (1962)
- Кому везёт (1990)
- Кто поверит? (1970)
- Лёгкая рука (1990)
- Ловкость рук (1990)
- Лучший из возможных миров (1990)
- Мамочка (1990)
- Месть (1990)
- Мореплавание невозможно (1962)
- Музей моды (1990)
- Начало одной дискуссии (1964)
- Нашествие (1970)
- Не надо разбрасываться… (1970)
- Необходимая случайность (1970)
- Непростительная ошибка (1970)
- Нет! (1990)
- Неудачный дебют (1970)
- Орёл и решка (1984)
- Печальная история (1990)
- Пионы (1979)
- Письмо (1990)
- Планета Правда (1990)
- Последний рассказ о телепатии (1976)
- Потомки делают выводы (1970)
- Потомки Орфея (1990)
- Пределы фантазии (1964)
- Приезжайте в Куртеневку (1990)
- Пришельцы (1990)
- Прыжок в высоту (1990)
- Путешествие в Англию (1964)
- Река Галис (1990)
- Розыгрыш (1990)
- Рыбак рыбака (1990)
- Сага про Митю (1973)
- Самое страшное (1970)
- Сердце Эсвада (1964)
- Скрипка для Эйнштейна (1980)
- Слава (1990)
- След Остапов (1990)
- Согласен быть вторым (1973)
- Сообщающийся сосуд (1990)
- Тем хуже для фактов (1970)
- Только один укол (1990)
- Только связи! (1970)
- Тысяча жизней (1990)
- Умение ждать (1968)
- Хорошо, что не доживу… (1990)
- Цель и средства (1970)
- Четверть гения (повесть) (1970)
- Читатель (1990)
Критика и публицистика
- Есть ли у вас «феномен пси»? (1963)
- Невидимка… как им стать? (1967)
- Писатель с тысячью лиц (1968)
- Пророчество или предвидение? (1973)
- Разведка мыслью и чувством (1984)
- Фантастическая этнография и этнографическая фантастика (1972)
Напишите отзыв о статье "Подольный, Роман Григорьевич"
Ссылки
- [extelopedia.ru/authors/p/podolny.htm Экстелопедия фэнтези и научной фантастики. Роман Подольный.]
- [fantlab.ru/autor629 Подольный, Роман Григорьевич] на сайте «Лаборатория Фантастики»
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
|
Это заготовка статьи о писателе России. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Подольный, Роман Григорьевич
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.
– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
