Прево, Пьер

Пьер Прево
фр. Pierre Prévost
Место рождения:	Женева
Место смерти:	Женева
Научная сфера:	физик

Пьер Прево (1751—1839) — швейцарский физик, философ и литератор.

Родился в семье пастора. Окончил Женевскую академию, где изучал богословие и право. Получив докторскую степень, в 1773 году отправился в Нидерланды, где работал домашним учителем; через год переехал в Париж, где был домашним учителем в семье Делессеров до 1780 года; одновременно с этим занимался литературной деятельностью в Нидерландах и Франции (Лион, Париж), переводил на французский сочинения Эврипида и встречался с Жаном-Жаком Руссо.

В 1780 году Фридрих II Прусский предложил ему должность профессора философии в Берлинской Академии наук, на что Прево согласился; в это же время под влиянием знакомства с Лагранжем он начал заниматься физикой и математикой. В 1784 году он стал профессором художественной литературы в Женевской академии, в 1793 году— профессором рациональной философии. В 1809 году он в звании профессора возглавил кафедру общей физики в Женевской Академии, занимая эту должность до 1823 года. В 1780—1784 годах был членом-корреспондентом, а с 1784 года — академиком Берлинской академии. Состоял с 1796 года был членом Эдинбургского и с 1801 года — Лондонского королевских обществ, с 1800 года членом-корреспондентом Парижской академии наук, с 1830 года — почётным доктором Университета Болоньи.

Прево был политически активным: так, в 1786 году он был членом женевского «Совета двухсот», действовавшего в период политической реакции, в 1793 году вошёл в состав Национального собрания, однако в 1794 году был отправлен в отставку. Четырьмя годами позже, будучи ректором Женевской академии, был в числе приглашённых подписать договор о присоединении Женевы к Франции. В последние годы жизни был членом законодательного совета своего кантона.

На основании данных Т.Майером собственных движений нескольких звезд в 1783 году определил, почти одновременно с Уильямом Гершелем, направление движения Солнца с его системой в пространстве; результаты своего открытия он изложил в мемуаре Берлинской академии «Sur le mouvement progressif du centre de gravité de tout le système solaire».

Большая часть исследований Прево в области физики была посвящена теплоте и магнетизму. В 1791 году он выдвинул теорию обмена радиацией между телами, получившую название подвижного теплового равновесия. Ввёл также понятия подвижного, динамического теплового равновесия, доказав, что процессы поглощения и испускания тепла происходят непрерывно, одновременно и независимо друг от друга, при этом переход количества теплоты не односторонний и является результатом взаимного лучистого теплообмена.

Был автором двухтомного философского труда «Опыт философии или изучение человеческого ума». Наиболее известные труды из области физики: «О происхождении магнитных сил» (Женева, 1788), «Физико-механические исследования о теплоте» (Женева, 1792), «О лучеиспускании» (Женева, 1809) и «О принципах лучеиспускания» (1832). Отдельные его работы опубликованы в отчетах Берлинской и Парижской академий и в лондонском «Transactions philosophiques», в «Annales de chimie et de physique» и других изданиях.

Литература

• Прево, Пьер // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Burghard Weiss, Zwischen Physikotheologie une Positivismus. Pierre Prevost (1751-1839) und die korpuskularkinetische Physik der Genfer Schule, Frankfurt, 1988.
• Храмов Ю. А. Прево Пьер (Pierre Prevost) // Физики: Биографический справочник / Под ред. А. И. Ахиезера. — Изд. 2-е, испр. и дополн. — М.: Наука, 1983. — С. 221. — 400 с. — 200 000 экз. (в пер.)

Отрывок, характеризующий Прево, Пьер

– Ах, да, больницы, лекарства. У него удар, он умирает, а ты пустил ему кровь, вылечил. Он калекой будет ходить 10 ть лет, всем в тягость. Гораздо покойнее и проще ему умереть. Другие родятся, и так их много. Ежели бы ты жалел, что у тебя лишний работник пропал – как я смотрю на него, а то ты из любви же к нему его хочешь лечить. А ему этого не нужно. Да и потом,что за воображенье, что медицина кого нибудь и когда нибудь вылечивала! Убивать так! – сказал он, злобно нахмурившись и отвернувшись от Пьера. Князь Андрей высказывал свои мысли так ясно и отчетливо, что видно было, он не раз думал об этом, и он говорил охотно и быстро, как человек, долго не говоривший. Взгляд его оживлялся тем больше, чем безнадежнее были его суждения.
– Ах это ужасно, ужасно! – сказал Пьер. – Я не понимаю только – как можно жить с такими мыслями. На меня находили такие же минуты, это недавно было, в Москве и дорогой, но тогда я опускаюсь до такой степени, что я не живу, всё мне гадко… главное, я сам. Тогда я не ем, не умываюсь… ну, как же вы?…
– Отчего же не умываться, это не чисто, – сказал князь Андрей; – напротив, надо стараться сделать свою жизнь как можно более приятной. Я живу и в этом не виноват, стало быть надо как нибудь получше, никому не мешая, дожить до смерти.
– Но что же вас побуждает жить с такими мыслями? Будешь сидеть не двигаясь, ничего не предпринимая…
– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение.
– Отчего вы не служите в армии?
– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.
– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.