Преториус, Мартинус Вессел
| Мартинус Вессел Преториус африк. Marthinus Wessel Pretorius<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
| ||||
| ||||
|---|---|---|---|---|
| 6 января 1857 — 15 сентября 1860 | ||||
| Предшественник: | должность учреждена | |||
| Преемник: | Стефанус Схуман | |||
| ||||
| 10 мая 1864 — 20 ноября 1871 | ||||
| Предшественник: | Виллем Корнелис Янсе ван Ренсебург | |||
| Преемник: | Даниел Якобус Эразмус | |||
| ||||
| 8 февраля 1860 — 20 июня 1863 | ||||
| Предшественник: | Якобус Николас Бошофф | |||
| Преемник: | Йоханнеc Бранд | |||
| Рождение: | 17 сентября 1819 Храфф-Рейнет, Капская колония | |||
| Смерть: | 19 мая 1901 (81 год) Почефструм, Республика Трансвааль | |||
Мартинус Вессел Преториус (африк. Marthinus Wessel Pretorius; 17 сентября 1819 — 19 мая 1901) — южноафриканский политический деятель, сын Андриса Преториуса; первый президент Южно-Африканской республики (Трансвааля) (1857—1860, 1864—1871), президент Оранжевого Свободного государства (1860—1862).
Биография
Рождённый под Юнион-Джеком, Мартинус Преториус стал в дальнейшем одним из самоотверженных строителей национальной государственности буров.
После смерти своего отца в 1853 году, Мартинус Преториус был избран чеф-коммандантом (коммандант-генералом) Республики Винбург-Почефструм, основанный бурскими переселенцами, "перешагнувшими" реку Вааль[1]. Мартинус незамедлительно перебрался со своей фермы Колкувел (около Брудерструма) в Почефструм. Мартинус Преториус был последним главой Республики Винбург-Почефструм с 1853 по 1855 гг.
В 1854 году 10 бурских женщин и детей пали от рук племени макапан. Преториус отмстил за злодеяние, возглавив экспедицию, в ходе которой были убиты 3000 макапанов.
В 1855 году чеф-коммандант Преториус основал новый город: Претория-Филадельфия, в честь своего отца и его братьев. Но город стал известен под более коротким названием - Претория. Через пять лет сюда была перенесена столица Южно-Африканской республики (Трансвааля)
Преториус был одержим идеей добиться объединения Южно-Африканской республики и Свободного Оранжевого государства, ради чего даже отказался от поста президента Трансвааля и занял аналогичную должность в Блумфонтейне. Это вызвало в республике серьёзный политических кризис. Сторонники Стефануса Схумана, генерал-комманданта и президента Трансвааля (1860—1862), составившие так называемую Народную армию, и М. В. Преториуса, образовавшие Армию государства, - перешли к вооруженной конфронтации. Противостояние закончилось в 1864 году, когда Преториус вновь занял должность президента Трансвааля.
Борьба за власть между правителями округов, постоянные стычки с африканцами ухудшали тяжелое экономическое и политическое положение Трансвааля. Во второй половине 1860-х годов власти республики даже вынужден был пойти на эвакуацию части бурских поселений с северной границы республики, так как не могли обеспечить необходимую защиту от набегов со стороны африканцев. Другим серьёзным ударом по престижу Трансвааля стала неудача в борьбе с Великобританией за спорные территории в районе слияния рек Оранжевая и Вааль, где в конце 1860-х годов были обнаружены крупнейшие месторождения алмазов. Преториус пытался отстоять приоритет Трансвааля на обладание Алмазным полями (как стали называть эту область), но действовал так неудачно, что именно на него возложили всю вину за их потерю. В результате, в 1872 году новым президентом стал Т. Ф. Бюргерс.
В 1880 году, в период борьбы буров против аннексии Трансвааля Великобританией, Преториус - наряду с П. Крюгером и П. Жубером - стал членом правящего триумвирата. В 1881 году именно он подписал с британскими представителями в Претории конвенцию, по которой Великобритания признавала независимость Трансвааля.
Умер в Почефструме в 1901 году, во время очередной войны с "Владычицей морей".
Напишите отзыв о статье "Преториус, Мартинус Вессел"
Примечания
- ↑ Африканская река Вааль наречена бурами в честь одного из рукавов Рейна. Земли за Ваалем получили имя Транс-Вааль.
Отрывок, характеризующий Преториус, Мартинус Вессел
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.
