Прокофьев, Евгений Прохорович
| Евгений Прохорович Прокофьев | ||||
| Род деятельности: |
токарь | |||
|---|---|---|---|---|
| Награды и премии: |
| |||
Евгений Прохорович Прокофьев (род. 1929) — советский токарь, Герой Социалистического Труда (1974).
Биография
Евгений Прохорович Прокофьев родился 1 сентября 1929 года в городе Вязьма (ныне — Смоленская область). Отец — рабочий, погиб на фронтах Великой Отечественной войны. С 1943 года проживал в Москве. В 1945 году окончил там ремесленное училище № 19, после чего в течение двух лет работал токарем на Московском станкостроительном заводе имени С. Орджоникидзе. В 1947—1950 годах участвовал в строительстве Тбилисского локомотивно-ремонтного завода. В 1950—1954 годах проходил срочную службу в Советской Армии[1].
Демобилизовавшись, Прокофьев вернулся в Москву и устроился токарем на Московский машиностроительный завод «Знамя революции» Министерства авиационной промышленности СССР, проработал на этой должности в общей сложности 24 года. Являлся передовиком производства, неизменно показывая высокие результаты в труде[1].
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 16 января 1974 года за «выдающиеся успехи в выполнении и перевыполнении планов 1973 года и принятых социалистических обязательств» Евгений Прохорович Прокофьев был удостоен высокого звания Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и медали «Серп и Молот»[1].
В 1976 году Прокофьев заочно окончил Высшую партийную школу при ЦК КПСС. В 1978—1990 годах работал заместителем начальника отдела труда и заработной платы своего завода. Избирался делегатом XXV съезда КПСС. В настоящее время находится на пенсии, проживает в Москве[1].
Награждён двумя орденами Ленина и рядом медалей[1].
Напишите отзыв о статье "Прокофьев, Евгений Прохорович"
Примечания
Отрывок, характеризующий Прокофьев, Евгений Прохорович
22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
