Проспект Калинина (Москва)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Проспект имени Калинина — магистраль в Москве, существовавшая в 1963—1990-х годах, включавшая нынешние улицу Воздвиженку и улицу Новый Арбат.

Магистральная застройка проспекта велась 1964—1969 годах. Архитектором был Посохин, Михаил Васильевич[1].



Происхождение названия

Проспект был назван в память о советском деятеле Михаиле Ивановиче Калинине. Проспект был образован в 1963 году из Сапожковской площади, улицы Калинина (ныне Воздвиженка), вновь проложенной магистрали от Арбатской площади до Садового кольца, и части Кутузовского проспекта от Садового кольца до Новоарбатского моста (до 1957 года — Большой Новинский переулок[2]).

Составной частью проспекта Калинина стала улица Калинина, названная так в 1946 году.

Неофициально участок проспекта Калинина между Арбатской площадью и Садовым кольцом москвичи называли Новым Арбатом или Калиной.

Места, связанные с М. И. Калининым

На Проспекте Калинина были расположены:

Напишите отзыв о статье "Проспект Калинина (Москва)"

Ссылки

  1. История русского и советского искусства. Под ред. Д. В. Сарабьянова. Высшая школа, 1979. С. 376.
  2. Новинский переулок // Имена московских улиц. Топонимический словарь / Агеева Р. А. и др. — М.: ОГИ, 2007.

Отрывок, характеризующий Проспект Калинина (Москва)

Петя выскочил к своему тезке, чтобы переговорить о деле.
Он просил его узнать, примут ли его в гусары.
Пьер шел по гостиной, не слушая Петю.
Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.