Пухначёв, Василий Михайлович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Пухначев, Василий Михайлович»)
Перейти к: навигация, поиск
Василий Михайлович Пухначёв
Род деятельности:

поэт, писатель

Место рождения:

Алтайский край

Место смерти:

Новосибирск

Награды и премии:

Василий Михайлович Пухначев (1 (14) января 1910 года, с. Волчно-Бурлинское Крутихинского района Алтайского края — 14 декабря 1982 года, Новосибирск) — поэт-песенник, писатель.





Биография

Родился в семье учителя, отец, Михаил Кузьмич, окончил Томскую учительскую семинарию, работал сельским учителем, заведовал школой. Мама — Мария Фоминична (в девичестве — Побожий). В доме пели, играли на музыкальных инструментах, устраивали семейные концерты, мама пела старинные сибирские песни. В годы Гражданской войны отец участвовал в партизанском движении.

В 1926 году окончил школу второй ступени с педагогическим уклоном в г. Камень-на-Оби, стал сельским учителем. Заведовал школами в алтайских деревнях и коммуне «Стенька Разин», а в 1929 году получил назначение инспектором политпросвета Каменского ОкРОНО. Участник коллективизации в Волчно-Бурлинском районе. В 1930 году назначен заведующим Кочковским РайОНО.

В ноябре 1931 года призван в Красную Армию, службу проходил на Дальнем Востоке, в Особой Краснознаменной Дальневосточной армии под командованием В. К. Блюхера. Редактировал полковую газету, в которой начался его путь писателя. В августе 1932 года демобилизован в звании «командир запаса РККА» и возвратился в Новосибирск.

Руководил рядом учреждений культуры, занимал должности заместителя председателя крайкома Союза работников искусств, председателя краевой Военно-шефской комиссии, работал в профессиональных союзах. Организовывал выезды артистических бригад в военные части, шефские спектакли и концерты, проводил смотры красноармейской художественной самодеятельности.

В конце 1939 года получил приглашение перейти на работу в политуправление Сибирского военного округа. В это время создавался ансамбль песни и пляски Округа, начальником которого стал Пухначёв, художественное руководство ансамблем принял композитор А. П. Новиков. 22 февраля 1940 года ансамбль дебютировал исполнением хоровой сюиты на слова Пухначёва и музыку Новикова.

С началом Великой Отечественной войны в ноябре 1941 года вместе с ансамблем прибыл в район Онежского озера, где разворачивался 2-й Прибалтийский фронт. Позже был направлен в политуправление фронта, где прослужил до конца войны. Победил в конкурсе на создание песни о героическом пути 1-й ударной армии фронта.

После окончания войны был демобилизован, работал начальником Новосибирского управления культуры.

С 1947 года на творческой работе. Среди сотрудничавших с ним композиторы А. Новиков, В. Левашев, В. Мурадели, Т. Хренников, И. Дзержинский, Г. Иванов, А. Долуханян, В. Левашов

Похоронен на Заельцовском кладбище в Новосибирске.

Произведения

Песни

Нас не испугаешь! композитор Андрей Новиков [old-songbook.ru/view.php?idsong=394 (ОГИЗ Новосибирское обл. Гос. издательство, 1942) ]

Сибирская стрелковая композитор Андрей Новиков [old-songbook.ru/view.php?idsong=389 (ОГИЗ Новосибирское обл. Гос. издательство, 1942)]

Запевайте все (Гос. Северный РНХ) композитор Новиков А. П.

Славься, женщина мира (Гос. Северный РНХ) композитор Новиков А. П.

Частушки, страдания и песня «Идет молодец» (ГОРНХ) композитор Пантюков Г., из вок.-хор.сюиты «Сибирское гулянье»

За околицей (Антонов Юрий) композитор Новиков А. П.

Кедринка (Антонов Юрий) композитор Новиков А. П.

Хороший совет (Семенкина Екатерина) композитор Кутузов Николай

Вот что значит любовь (Гос. Северный РНХ) композитор Новиков А. П.

Над Шушей сосны вековые (Гос. Северный РНХ) композитор Новиков А. П.

Поднимались седые бураны (Гос. Северный РНХ) композитор Новиков А. П.

Сестрица (Трошин Владимир) композитор Табачников Модест

Томский вальс (Розум Александр) композитор Мурадели Вано

Звали, звали Ванюшку («Воронежские девчата» вок.анс.) композиторы Заволокины А. и Г.

Я тебя, Москва, люблю (ГАРНХ им. Пятницкого) композитор Валентин Левашов

Библиография

поэмы «Ермак» (1956)

«Расскажи, Пелагея Романовна» (1967)

«Сказ о Васюганье» (1969)

оперные либретто «Ермак», «Огненные годы», «Алмазы»;

сборники: «Лесорубы» (1947), «Беспокойные сердца» (1951), «Охотничья сметка» (1953), «Человек везде хозяин» (1953), «Россия — песня моя» (1963), «Песни» (с нотами, 1954, 2 изд., 1959), «Пою Сибирь» (1962), «Над Томью песня льется» (1964), «Песня, сердцу близкая» (1969) и др.

«Сказки старого Тыма» (на основе фольклора народов Севера, 1950).

Семья

Дети

Владислав (род 1939) — учёный в области механики, чл.-корр. РАН
Юрий (1941—2005) — журналист, популяризатор науки

Память

На д. 11 по Серебренниковской улице Новосибирска со стороны улицы Каинская установлена мемориальная доска[1].

Напишите отзыв о статье "Пухначёв, Василий Михайлович"

Литература

Никульков А. Василий Пухначёв (Сер. «Лит. портреты»). — Новосибирск, 1980.

Горшенин А. [magazines.russ.ru/sib/2010/8/go15-pr.html Два столетия] // «Сиб. огни», 2010, № 8.

Примечания

  1. [novosibdoski.ucoz.ru/index/pukhnachev/0-20 Мемориальные таблички Новосибирска]

Ссылки

[bsk.nios.ru/content/puhnachyov-vasiliy-mihaylovich ПРО СИБИРЬ МОЮ… (Василий Михайлович Пухначёв)]

[kraeved.ngonb.ru/node/5012 Новосибирский краеведческий портал]

Отрывок, характеризующий Пухначёв, Василий Михайлович

Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.