Замятин, Павел Григорьевич
| Павел Григорьевич Замятин | ||||
| Дата рождения: | ||||
|---|---|---|---|---|
| Место рождения: |
деревня Якуниха, Пучежский район, Ивановская область | |||
| Гражданство: |
| |||
| Дата смерти: | ||||
| Место смерти: |
город Пучеж, Ивановская область | |||
| Награды и премии: |
| |||
Па́вел Григо́рьевич Замя́тин (19 ноября 1919, деревня Якуниха, Пучежский район, Ивановская область — 1 мая 1995, Пучеж, Ивановская область) — советский льновод. Бригадир льноводческой бригады колхоза «Свобода» Пучежского района Ивановской области. Герой Социалистического Труда (1950).
Биография
Родился 19 ноября 1919 года в деревне Якуниха ныне Пучежского района Ивановской области в крестьянской семье. Русский. Рано лишился отца. Помогал матери, оставшейся с тремя детьми, по хозяйству: работал в поле вместе со взрослыми. Мать также работала строчеёй и научила этому сына.
В 1930 году семья вступила в сельхозартель, позднее колхоз «Свобода». Сельхозартель имела семеноводческое направление и специализировалось на производстве льна — наиболее трудоемкой культуры региона. В 19 лет Замятин был утверждён бригадиром полеводческой бригады. В первый год бригадирства за получение высокого урожая льна был награждён орденом Трудового Красного Знамени.
В 1949 году в колхозе «Свобода» каждый гектар дал по 7,3 центнера льноволокна и по 6,07 центнера льносемян. Бригада Павла Замятина собрала самый рекордный урожай: 8,13 центнера льноволокна и 7,8 центнера льносемян с гектара.
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 9 июня 1950 года Замятину Павлу Григорьевичу присвоено звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и золотой медали «Серп и Молот».
Продолжал работать в своем колхозе, с 1960 года — колхоз «Победа», до выхода на пенсию в 1978 году. Последние годы жил в город Пучеже. Скончался 1 мая 1995 года. Похоронен на городском кладбище города Пучеж.
Награды
Напишите отзыв о статье "Замятин, Павел Григорьевич"
Ссылки
[www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=12316 Замятин, Павел Григорьевич]. Сайт «Герои Страны».
Отрывок, характеризующий Замятин, Павел Григорьевич
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
