Севастьянов, Пётр Иванович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «П. И. Севастьянова»)
Перейти к: навигация, поиск
Пётр Иванович Севастьянов
Место рождения:

город Краснослободск, Пензенская губерния, Российская империя

Научная сфера:

археология

Альма-матер:

Юридический факультет Московского университета

Известен как:

Исследователь и собиратель христианских реликвий.

Пётр Иванович Севастьянов (4 (16) августа 181110 (22) января 1867) — российский археолог, юрист, собиратель христианских древностей.



Биография

Родился Пётр Иванович 4 августа 1811 году в уездном городе Краснослободске Пензенской губернии, в семье известного купца[1]. Его отец - Иван Михайлович Севастьянов- купец первой гильдии, винный магнат по Пензенской и Нижегородской губерниям. Первое воспитание получил дома, под непосредственными указаниями и при участии знаменитого Михаила Сперанского. С 1822 года учился в московском пансионе, а затем поступил в Московский университет, и в 1829 году окончил юридический факультет со степенью кандидата. С 1831 до 1851 годах служил в Петербурге уголовным стряпчим, товарищем губернского прокурора, в Военном министерстве, в городской общей думе и в депутатском собрании, при этом часто приходилось делать поездки по России. Вышедши в отставку, занялся исключительно археологией. С 1859 по 1864 год он снова служил, на этот раз в Министерстве Народного Просвещения и был членом археологической комиссии; но это не мешало ему совершать обширные путешествия. Первое путешествие его по Западной Европе было в 1840 году и с тех пор в несколько путешествий исколесил Европу во всех направлениях, от Киля до Марселя, от Берлина до Парижа, от Лондона до Триеста, от Брюсселя до Рима и Неаполя. Ему знакомы были северные берега Африки, Египет, Сирия, Палестина, Смирна, Константинополь и Афон. Цель всех этих поездок было отыскивание, собирание и срисовывание христианских древностей.

До начала 1850-х годов Севастьянов интересовался в-основном Востоком, христианством Кавказа, Грузии и сам приготовлялся к будущей деятельности разнообразным чтением.

Позднее, вплоть до 1857 года он сосредоточился на родине христианства, Палестине, обрабатывал до мельчайших подробностей топографию Святой земли, изготавил рельефный план Иерусалима и прочее.

Затем он ближе познакомился с Константинополем и начал разыскания на Афоне (с 1857 г.), где он наткнулся на неисчерпаемый и непочатый запас весьма ценных древностей христианства. Известно, что после взятия Константинополя турками важнейшие сокровища православия нашли убежище на горе Афонской; сюда же стекались и ценные древности славянских государств, Болгарского, Сербского и прочих. В это время Севастьянов собрал очень большие коллекции, большею частью в копиях и снимках, которые обратили на себя внимание европейских ученых. В конце 1858 г. эти коллекции были выставлены в Париже. Он даже введен был ко двору и за свою деятельность получил Высочайшее одобрение.

С 1859 года в его жизни начинался самый блестящийК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4008 дней] период. Осыпанный ласками, вниманием высочайших и вельможных особ, снабженный пособием в 16 тысяч рублей, Севастьянов отправился в официальную командировку, опять на Афон, во главе многих художников и исполнителей, приглашенных им из Западной Европы, и пробыл там 14 месяцев. Все, собранное там, привозилось и сдавалось в Академию Художеств, куда поступило до 1200 иконных изображений, до 200 чертежей византийского зодчества, более 5000 страниц рукописей и до 150 древних подлинников икон. Думали даже образовать особый Византийский музей для помещения всех этих сокровищ. Но по разным обстоятельствам и соображениям, значительная часть древностей, собранных Севасьтяновым и лично ему принадлежавших, были помещены в Московский публичный музей, где они занимают 4 зала и служат истинным украшением его. При этом сам Севастьянов весьма много работал в музее над распределением и классификациею собранных им древностей.

С 1864 года, когда Севастьянов возвратился из Москвы в Петербург и принялся за новое собирание рисунков и гравюр, он поехал в Италию, где отыскивал древности, относящиеся к эпохе до разделения церквей. Между прочим, он был в Париже на археологической выставке и в то же время продолжал поиски за древностями. В 1866 году он возвратился с огромными приобретениями по части древностей в Россию, сначала в Вильну, куда звали его в качестве начальника предполагавшегося музея, а оттуда в Петербург, где он вскоре умер от чрезмерных трудов и запущенной болезни. Похоронен в Александро-Невской лавре, между Суворовым и Паниным.

Напишите отзыв о статье "Севастьянов, Пётр Иванович"

Примечания

  1. [www.prlib.ru/history/Pages/Item.aspx?itemid=638 Родился русский археолог, юрис]. Проверено 13 января 2013. [www.webcitation.org/6E0CwZgCU Архивировано из первоисточника 28 января 2013].

Ссылки

  • dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/110882/%D0%A1%D0%B5%D0%B2%D0%B0%D1%81%D1%82%D1%8C%D1%8F%D0%BD%D0%BE%D0%B2
  • www.rsl.ru/ru/s7/s381/2012/20126970
  • www.sedmitza.ru/news/2935511.html


Отрывок, характеризующий Севастьянов, Пётр Иванович

– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.


С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.