Рея Сильвия
| Рея Сильвия | |
| лат. Rhea Silvia | |
 | |
| Рубенс П. П. «Марс и Рея Сильвия» | |
|---|---|
| Род деятельности: | |
| Отец: | |
| Супруг: | |
| Дети: | |
Рея Сильвия (лат. Rhea Silvia), Илия — в римской мифологии мать Ромула и Рема.
По одной версии, приближавшей основание Рима к прибытию в Италию Энея, Рея Сильвия была его дочерью или внучкой; по другой, более распространённой, — дочерью царя Альбы-Лонги Нумитора (отсюда вторая часть имени Реи Сильвии — от лат. silvus, «лесовик» — прозвище или родовое имя всех царей Альбы-Лонги), изгнанного своим захватившим власть братом Амулием.
Амулий, чтобы у Реи Сильвии не было детей, сделал её весталкой. Однако Рея Сильвия родила двух близнецов от полюбившего её Марса (есть версия, что от Амулия в облике Марса).
За нарушение обета безбрачия, дававшегося весталками, была подвергнута казни: после рождения Ромула и Рема Амулий приказал зарыть Рею Сильвию в землю. По другой версии, она была заключена в темницу или брошена в реку Тибр. Рея Сильвия была спасена Тиберином, богом реки Тибр, и стала его женой.
В честь Реи Сильвии назван крупный тройной астероид (87) Сильвия, открытый в 1865 году. У Сильвии есть два спутника: Ромул S/2001 (87) и Рем S/2004 (87), названные в честь легендарных братьев — основателей Рима.
В 2011 году именем Реи Сильвии был назван самый крупный кратер астероида Веста[1], однако название кратера пишется слитно, это было решением Международного астрономического союза и сделано специально для того, чтобы не использовать двойные имена при именовании такого рода структур[2].
В кино
- «Ромул и Рем» (1961) — худ. фильм, режиссёр — Серджо Корбуччи, Рея Сильвия - Лаура Солари
- В сериале "Торчвуд"[3] Рея Сильвия - кодовое имя в записной книжке Джека Харнесса, под которым он записывал пароль от сейфа
Напишите отзыв о статье "Рея Сильвия"
Примечания
Ссылки
- www.greekroman.ru/rome/reasilv.htm
- web.archive.org/web/20060425185525/myfhology.narod.ru/heroes/r/reya-silviya.html
- www.foxdesign.ru/legend/r_men.html
Отрывок, характеризующий Рея Сильвия
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
