Рождественская фантазия (мультфильм)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Рождественская фантазия

Кадр из мультфильма
Тип мультфильма

Рисованная мультипликация

Жанр

музыкальная фантазия

Режиссёр

Людмила Кошкина

Автор сценария

Роза Хуснутдинова

Художник-постановщик

Людмила Кошкина

Композитор

Игорь Стравинский

Аниматоры

Наталия Богомолова,
Людмила Кошкина,
Александр Мазаев

Оператор

Кабул Расулов

Звукооператор

Владимир Кутузов

Студия

Союзмультфильм

Страна

Россия Россия

Длительность

10 мин.

Премьера

1993

Аниматор.ру

[www.animator.ru/db/?p=show_film&fid=3459 ID 3459]

«Рождественская фантазия» — российский мультипликационный фильм 1993 года режиссёра Людмилы Кошкиной по мотивам балета Игоря Стравинского «Петрушка». В этом фильме режиссёр ищет способы соединения целлулоидной технологии с техникой «ожившей живописи»[1].





Сюжет

Во время рождественской ярмарки, все люди шли смотреть на то, как Петрушка вытворял необычайные фокусы и трюки. Весельчак даже умудрился высмеять близ стоящего генерала, что впоследствии ему пришлось убегать от того. Но неожиданно, к тому времени, появилась карета и столкнулась с проезжающими навстречу санями. С кареты упала коробка, а из коробки — красивая Кукла. Кукла осталась лежать на снегу, а карета поехала дальше, ничего не заметив. Народ собрался возле выпавшей диковинки. В то время Петрушка, увидев Куклу, он, сам не зная, влюбился, а та очнулась. Встретившись, они забыли всё на свете и пустились в любовный танец. Счастью вроде бы не было конца, но тут карета, явно заметившая пропажу, вернулась и забрала Куклу с собой. Вдруг стало темно и люди стали расходиться. Петрушка с печалью побежал вслед за каретой. Ему пришлось идти в лес, где свистел ветер и падал снег. Выйдя из леса, Петрушке встретился замок. Там, в окне, он увидел свою Куклу, окружённую арапом и чудовищами. Те танцевали и смеялись вокруг неё. И вот, уже на исходе сил, её выбросили из окна. Кукла снова оказалась в снегу. А рядом сидел Петрушка, который не знал, что делать. Но вот, словно по волшебству, появился Рождественский дед и оживил куклу. Снова из домов выскочили люди, стали шуметь и веселиться. Перед всем народом возник стол с разной едой. А Петрушка и Кукла воспарили ввысь от любви и стали главным украшением рождественской ёлки. До самого конца праздника люди танцевали, пили и ели, а ликование и радость до самого конца торжества.

Съёмочная группа

Автор сценария Роза Хуснутдинова
Режиссёр Людмила Кошкина
Художник-постановщик Людмила Кошкина
Аниматоры Людмила Кошкина, Наталья Богомолова, Александр Мазаев
Оператор Кабул Расулов
Звукооператор Владимир Кутузов
Монтаж Елены Белявской, Галины Смирновой
Художник Ирина Лебедёва
Редактор Елена Миайлова
Директор фильма Нина Соколова
  • создатели приведены по титрам мультфильма.

Интересные факты

О мультфильме

Одной из самых своеобразных картин следует признать «Рождественскую фантазию» Л. Кошкиной (1993) — по музыке Стравинского, с использованием мотивов балета «Петрушка». Очень красивая визуальная лента тоже возвращает зрителя к дореволюционным русским традициям празднования Рождества (сценарий Розы Хуснутдиновой).

— Георгий Бородин[2]

Переиздания на видео

Мультфильм многократно переиздавался на VHS и DVD в сборниках мультфильмов, например:

Напишите отзыв о статье "Рождественская фантазия (мультфильм)"

Примечания

  1. Бородин Георгий. [new.souzmult.ru/about/history/full-article/ СОЮЗМУЛЬТФИЛЬМ] Краткий исторический обзор.
  2. Бородин Георгий. [www.animator.ru/articles/article.phtml?id=253 «Новогодняя анимация».]

Ссылки

  • [www.animator.ru/db/?p=show_film&fid=3459 Рождественская фантазия] на «Аниматор.ру»

Отрывок, характеризующий Рождественская фантазия (мультфильм)

Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.