Руки Орлака
| Руки Орлака | |
| Orlac’s Hände | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Автор сценария | |
| В главных ролях |
Конрад Фейдт |
| Длительность |
92 мин. |
| Страна | |
| Год | |
| IMDb | |
«Руки Орлака» (нем. Orlac’s Hände, 1924) — фильм снятый по одноименному роману Мориса Ренара. В СССР фильм шел с 1927 года под названием «Пляска нервов» («Путь страданий художника»).[1]
Содержание
Сюжет
В железнодорожной катастрофе пианист Поль Орлак (Конрад Фейдт) теряет обе руки. Хирург заменяет их руками только что гильотинированного преступника Вассера. Орлак впадает в панику, как только узнает о хирургических манипуляциях. В нём неожиданно просыпаются инстинкты убийцы. Отец Орлака (Фриц Штрассны) через некоторое время заколот ножом, которым пользовался Вассер. Этот нож испачкан отпечатками убийцы. Будучи в смятении, Орлак доверяется человеку, выдающему себя за воскресшего Вассера и требует высокое вознаграждение за ампутированные руки. Но вскоре правда выясняется: Неро (Фриц Кортнер), друг Вассера, брал нож в резиновых перчатках, на которые были наложены отпечатки рук Вассера. Неро арестовывают как убийцу и шантажиста. У Орлака наконец-то появляются новые руки, чему он безмерно рад.
В ролях
Напишите отзыв о статье "Руки Орлака"
Примечания
- ↑ Егорова Н. Роли Конрада Фейдта. — Рига, 1968.
Ссылки
- Orlacs Hände (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.allmovie.com/movie/v21390 Orlacs Hände] (англ.) на сайте allmovie
- Фильм [www.archive.org/details/TheHandsOfOrlac1924 Orlacs Hände] доступен для свободного просмотра и скачивания на сайте Internet Archive [ещё фильмы]
- [www.stummfilm.at/content/view/251/111/ Stummfilm.at] (нем.)
- [home.arcor.de/pierre.oser/orlac.htm Arcor.de] (нем.)
- [www.zelluloid.de/filme/index.php3?id=13724 Zelluloid.de] (нем.)
- [cineantiguo.net/load/cine_aleman/las_manos_de_orlac/2-1-0-157 Película en línea en inglés y en español]
Отрывок, характеризующий Руки Орлака
В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.
