Рюрик Ивнев

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Рюрик Ивнев
Имя при рождении:

Михаил Александрович Ковалёв

Дата рождения:

11 (23) февраля 1891(1891-02-23)

Место рождения:

Тифлис

Дата смерти:

19 февраля 1981(1981-02-19) (89 лет)

Место смерти:

Москва

Гражданство:

Российская империя, СССР СССР

Род деятельности:

поэт, прозаик, переводчик

Направление:

футуризм, имажинизм

Язык произведений:

русский

Рю́рик И́внев (настоящее имя Михаи́л Алекса́ндрович Ковалёв; 11 февраля (23 февраля) 1891, Тифлис, Российская империя, — 19 февраля 1981, Москва, СССР) — русский поэт, прозаик, переводчик.





Биография

Родился в революционно настроенной дворянской семье. Отец, Александр Самойлович Ковалёв, был капитаном русской армии и служил помощником военного прокурора Кавказского Военно-Окружного суда. Мать, Анна Петровна Принц, происходила из голландского графского рода. После смерти мужа в 1894 году была вынуждена одна воспитывать двоих сыновей, работала в женской гимназии в Карсе, где и прошло детство Ивнева.

В 1900 году будущий поэт поступил в Тифлисский кадетский корпус, где проучился до 1908 года и познакомился с будущим героем гражданской войны Павлом Андреевичем Павловым. Также огромное влияние на него оказала сестра матери, эсэрка Тамара Принц.

По окончании кадетского корпуса Ивнев поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского Императорского университета, но вскоре был вынужден перевестись в Москву. Перевод был связан с недовольством его сотрудничеством с большевистской газетой «Звезда». В 1912 Ивнев окончил юридический факультет Московского университета.

В 1910-х гг. входил в московскую футуристическую группу «Мезонин поэзии».

После победы Октябрьской революции становится секретарем Луначарского. Одновременно сотрудничает с газетой «Известия ВЦИК», принимает участие в работе IV Чрезвычайного съезда Советов рабочих, крестьянских, солдатских и казачьих депутатов.

В 1919 году Ивнев командирован на юг в качестве заведующего оргбюро агитпоезда им. А. В. Луначарского. Посещает Украину и Грузию. Вернувшись в Москву, 1921 году возглавляет Всероссийский союз поэтов. В этот период начинается сближение Ивнева с имажинистами. В их издательстве выходят сборник его стихов «Солнце во гробе» и брошюра «Четыре выстрела в четырёх друзей».

В 1925 году принимает участие в составлении сборника воспоминаний о Сергее Есенине в числе других его друзей. В дальнейшем Есенин часто фигурирует в мемуарной прозе Рюрика Ивнева.

До 1931 года Ивнев активно путешествует от Закавказья до Дальнего Востока, от Германии до Японских островов, в качестве спецкора журналов «Огонёк» и «Эхо» и газеты «Известия». В 1931 году переезжает в Ленинград, где приступает к работе над автобиографическим романом «Богема».

В годы Великой Отечественной войны Ивнев работает в газете «Боец РККА». В послевоенные годы — активно издаются новые его сборники, как поэтические, так и прозаические. Переводил с грузинского и осетинского языков.

До последних дней своей жизни Рюрик Ивнев не прекращал работы, активно помогал молодым литераторам. Умер за письменным столом за три дня до своего 90-летия. Похоронен на Ваганьковском кладбище в Москве, на Васильевской аллее.

В советскую литературу Ивнев вошёл в тени имажинистов. Его значение <для западной славистики> как в поэзии, так и в прозе невелико.

Вольфганг Казак[1]

Всю жизнь Рюрик Ивнев был на службе у времени, а время, казалось, забыло его…

— Н. Леонтьев[2]

Сочинения

Стихи

  • Самосожжение. В 3-х кн., 1913-15
  • Пламя пышет, М., «Мезонин поэзии»,1913
  • Рюрик Ивнев и Пётр Эсс, «У Пяти углов», типография «Рекорд», загородный 36, СПБ, 1913.
  • «Золото смерти» Изд. Центрифуга, Москва, 1916. Отпечатано в типографии «Автомобилист».
  • Самосожжение, Пг., Фелана, 1917
  • Солнце во гробе, М., Имажинисты, 1921 — 25 стихотворений, отобранных Есениным
  • Осада монастыря, 1925
  • Моя страна. Тб., Заря Востока, 1943
  • Избранные стихотворения, Тб., Заря Востока, 1945
  • Стихи. Тб., Заря Востока, 1948.
  • Избранные стихи, М., Художественная литература, 1965
  • Память и время, М., Советский писатель, 1969
  • Избранные стихотворения, М., Художественная литература,1974 - 396 с.
  • Часы и голоса. Стихи, воспоминания, М., Советская Россия, 1978
  • Тёплые листья, М., Советский писатель, 1978
  • Стихотворения, М., Современник, 1982

Проза

  • Юность. Роман, 1912
  • Как победить Германию? Пг., 1915
  • Несчастный ангел. Роман, Пг.,1917
  • Четыре выстрела в Есенина, Кусикова, Мариенгофа, Шершеневича. Статьи, М., Имажинисты,1921
  • Любовь без любви. Роман, М., «Современные проблемы», 1925
  • Открытый дом. Роман, Л., Мысль, 1927
  • Герой романа. Роман, Л., изд. писателей, 1928
  • У подножия Мтацминды. М., Советский писатель,1973
  • У подножия Мтацминды. М., 1981

Переводы

  • Абашидзе Г. Георгий шестой. Тб., 1944
  • Кучишвили Г. Стихи. Тб., 1945
  • Гулия Г. Песнь о Сталине. Сухуми, 1946
  • Сборник стихов писателей Юго-Осетии. Сталинир, 1946
  • Октябрь. Сборник стихов поэтов Юго-Осетии. Сталинир, 1947
  • Нарты. Эпос осетинского народа. М., 1957
  • Низами «Семь красавиц» (с фарси). Баку, 1947, 1959[3]

Напишите отзыв о статье "Рюрик Ивнев"

Примечания

  1. Казак В. Лексикон русской литературы XX века = Lexikon der russischen Literatur ab 1917 / [пер. с нем.]. — М. : РИК «Культура», 1996. — XVIII, 491, [1] с. — 5000 экз. — ISBN 5-8334-0019-8.</span>
  2. Богема: Роман / Рюрик Ивнев; сост., предисл. и примеч. Н.Леонтьев. - М.: Вагриус, 2006. - 512 с. - ISBN 5-9697-0314-1
  3. Низами Гянджеви. Семь красавиц. Перевод Рюрика Ивнева. Баку, Издательство Академии наук Азербайджанской ССР, 1959. — 396 с.
  4. </ol>

Ссылки

  • [www.litera.ru/stixiya/articles/800.html Е.Сахарова — Рюрик Ивнев (Судьбы поэтов серебряного века)]
  • [www.netslova.ru/belyh/ivnev.html Белых А. Ситуация «Рюрик Ивнев». К 120-летию со дня рождения]
  • [ka2.ru/hadisy/ivnev.html Рюрик Ивнев. Велимир Хлебников в Петербурге и Астрахани]
  • [www.stihi-rus.ru/1/ivnev/ Рюрик Ивнев. Произведения поэта]
  • [elib.shpl.ru/ru/indexes/values/11632 Рюрик Ивнев. Книги поэта]

Отрывок, характеризующий Рюрик Ивнев

Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.


Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.