Снеткова, Феодосия Александровна

Феодосия Александровна Снеткова (по мужу Перфильева, по сцене Снеткова 3-я или Фанни Снеткова (1838 — 13 февраля 1929) — драматическая актриса.

Биография

В 1858 году окончила Петербургское театральное училище, брала уроки у Веры Самойловой, дебютировавала в роли княжны Ольги («Владимир Заревский» Ефимовича) на сцене Александринского театра, где прослужила с 1856 по 1863 годы. Современники называли Фанни «царицей грёз», а в «благородной и непринужденной игре её не было ни капли фальши или жеманности» . У Фанни была сестра Мария Снеткова. О сёстрах Снетковых писал в 1900 году литератор М. В. Шевляков в книге «Исторические люди в анекдотах»

По настоянию А. Н. Островского Снеткова сыграла Катерину в петербургской премьере «Грозы».

31 января 1863 года состоялся прощальный бенефис Фанни Снетковой, решившей оставить сцену. Она выходила замуж за отставного гвардии подпоручика Сергея Перфильева.

«...Я всегда считала, что или должна всецело принадлежать театру… или совсем стать ему чужой»

— Фанни Снеткова

В семье родилось пятеро детей: дочь , четверо сыновей (сохранились воспоминания младшего сына Василия)

Репертуар

• Софья — «Горе от ума» А. С. Грибоедова
• Краснова — «Грех да беда на кого не живет» А. Н. Островского
• Белова — «Холостяк» И. С. Тургенева
• Дездемона — «Отелло» В. Шекспира
• Корделия — «Король Лир»
• Офелия — «Гамлет»
• Курчаева — «Испорченная жизнь» И. Е. Чернышева

Снеткова была первой исполнительницей на петербургской сцене роли Катерины в «Грозе» А. Н. Островского (1859), до этого премьера «Грозы» прошла в Малом театре в Москве. Играла в пьесах П. Д. Боборыкина, А. А. Потехина, К. Д. Ефимовича, в переводных мелодрамах.

[bse2.ru/book_view.jsp?idn=030304&page=447&format=html Большая советская энциклопедия, том 39 (Введенский Б. А.)], так пишет о ней: «Критики (в том числе драматург А. Н. Островский) отмечали изящество, трогательность игры Снетковой, редкую красоту её внешнего облика, но одновременно указывали на недостаточное знание актрисой русского купеческого быта».

[bookz.ru/authors/avtor-neizvesten-3/theatre_encicl/page-584-theatre_encicl.html Театральная энциклопедия] отмечает: «Считалась лучшей „инженю“ петерб. сцены. М. С. Щепкин хвалил актрису за интуицию, артистическую восприимчивость».

Фанни Снеткова сохранила свою прелесть, осанку, блеск в тёмных глазах, мелодичность в голосе, и, как писал в петербургской газете «Речь» театральный критик Николай Эфрос, «годы пощадили её».

Литература

• Т. Золотницкая. «Фанни Снеткова — Царица грёз театрального Петербурга» — Л. : Искусство, 1973. — 152. isbn — ?, тираж: 30000 экз

См. также

[www.gctm.ru/collection/sceneries/photo457.html Яковлев. Портрет Ф. А. Снетковой в роли Эсфири. 1850-е]

• Вечесловы

Отрывок, характеризующий Снеткова, Феодосия Александровна

Что делалось в этой детской, восприимчивой душе, так жадно ловившей и усвоивавшей все разнообразнейшие впечатления жизни? Как это всё укладывалось в ней? Но она была очень счастлива. Уже подъезжая к дому, она вдруг запела мотив песни: «Как со вечера пороша», мотив, который она ловила всю дорогу и наконец поймала.
– Поймала? – сказал Николай.
– Ты об чем думал теперь, Николенька? – спросила Наташа. – Они любили это спрашивать друг у друга.
– Я? – сказал Николай вспоминая; – вот видишь ли, сначала я думал, что Ругай, красный кобель, похож на дядюшку и что ежели бы он был человек, то он дядюшку всё бы еще держал у себя, ежели не за скачку, так за лады, всё бы держал. Как он ладен, дядюшка! Не правда ли? – Ну а ты?
– Я? Постой, постой. Да, я думала сначала, что вот мы едем и думаем, что мы едем домой, а мы Бог знает куда едем в этой темноте и вдруг приедем и увидим, что мы не в Отрадном, а в волшебном царстве. А потом еще я думала… Нет, ничего больше.
– Знаю, верно про него думала, – сказал Николай улыбаясь, как узнала Наташа по звуку его голоса.
– Нет, – отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился дядюшка. – А еще я всё повторяю, всю дорогу повторяю: как Анисьюшка хорошо выступала, хорошо… – сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.
– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.


Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.