Соловьёв, Юрий Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Юрий Иванович Соловьёв
Дата рождения:

30 сентября 1924(1924-09-30) (99 лет)

Место рождения:

Красноярск, РСФСР

Страна:

СССР СССР
Россия Россия

Научная сфера:

история науки

Место работы:

Институт истории естествознания и техники имени С. И. Вавилова

Учёная степень:

доктор химических наук

Учёное звание:

профессор

Альма-матер:

Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова

Ю́рий Ива́нович Соловьёв (род. 30 сентября 1924, Красноярск, РСФСР) — советский и российский историк химии. Доктор химических наук, профессор. Член-корреспондент Международной академии истории науки (1961) и Латвийской Академии наук. В 1948 году окончил Московский университет. С 1948 года работал в Институте истории естествознания и техники Академии наук СССР.



Научные работы

Основные научные работы посвящены истории общей и физической химии. Дал подробный историко-химический анализ учения о растворах, термохимии и химической термодинамики, химии комплексных соединений. Рассмотрел эволюцию основных теоретических проблем химии. Автор научных биографий многих химиков.

Публикации

Научные биографии

Напишите отзыв о статье "Соловьёв, Юрий Иванович"

Литература

  • Волков В. А., Вонский Е. В., Кузнецова Г. И. Химики: Биографический справочник. — Киев: Наукова думка, 1984.
  • Соколовская З. К., Соколовский В. И. 550 книг об учёных, инженерах и изобретателях: Справочник-путеводитель по серии РАН «Научно-биографическая литература». 1959—1997 / Отв. ред. акад. А. Л. Яншин; Рецензенты: канд. техн. наук Н. К. Ламан, д-р физ.-мат. наук Г. П. Матвиевская; Российская академия наук. — М.: Наука, 1999. — С. 404. — 544 с. — (Научно-биографическая литература). — 500 экз. — ISBN 5-02-002437-6. (в пер.)

Отрывок, характеризующий Соловьёв, Юрий Иванович

Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.