Стиховедение

Стихове́дение — один из четырех разделов поэтики (наряду с генологией, композицией и стилистикой), изучающий ритмическое строение литературных произведений. Стиховедение чаще всего сводят к изучению стихотворной фоники, метрики и строфики.

Задачи стиховедения

По своим задачам стиховедение в античное время и в средневековье являлось главным образом описательной дисциплиной, сводом правил, имевшим в значительной мере номенклатурный, прикладной и нормативный характер.

Стиховедение возникло в связи с прикладными задачами обслуживания поэтической практики; не случайно стиховедением занимались сами поэты. В России крупнейшими теоретиками стиха были А. Д. Кантемир, В. К. Тредиаковский, М. В. Ломоносов, А. П. Сумароков, А. Х. Востоков, А. М. Кубарев.

В XX веке стиховедение складывается в науку. Объектом изучения этой науки являются «стихотворные тексты», стихотворения. Стихотворение — это текст, ощущаемый как речь повышенный важности, рассчитанный на запоминание и повторение, разделенный на соизмеримые и соотносимые отрезки. Слово «стих» по-гречески значит «ряд», латинский синоним «versus» (ср. с русским «вирши») означает «поворот», «возвращение к началу ряда».

Становление науки

В качестве науки стиховедение складывается в России первой трети XX века.

Основы будущей науки закладываются в работах Андрея Белого (сборник «Символизм», 1910), а также в Московском лингвистическом кружке, в ОПОЯЗе.

В области изучения поэтического метра начинают применяться научные процедуры измерения, и впервые формулируется содержание объекта изучения («метр» в данном случае).

А. Белый рассматривает «отступления» от идеального четырёхстопного ямба у русских поэтов и приходит к выводу о том, что статистика таких «отступлений» носит индивидуальный характер для поэта и для исторического времени. Статистика отступлений от схемных ударений, внесхемных пиррихиев, выражает ритмическое «богатство» или «бедность» поэзии. В частности, по подсчетам Белого, в поэзии В. А. Жуковского свершился ритмический переворот в четырёхстопном русском ямбе: в разы возрастает доля пиррихиев на первой стопе и приблизительно так же падает доля пиррихиев на второй стопе. Ритмическая структура четырёхстопного ямба приобретает двухчленный характер с более сильными вторым и четвёртым иктами (слогами) и со слабыми первым и третьим.

Хотя интерпретация результатов, достигнутых А. Белым, в настоящий момент не является общепринятой, сам по себе подход оказывается плодотворным и основополагающим.

В 1941 году Кирилл Тарановский защищает докторскую диссертацию «Двусложные русские размеры», в 1953 году она публикуется (первая полная публикация на русском языке в 2010 году).

Работа К. Тарановского содержит в себе статистический материал из сотен тысяч стихотворных строк двусложных русских размеров XVIII и XIX века. Тарановский формулирует два закона русских двухсложных размеров XVIII—XIX веков, обобщая и объясняя, в частности обнаруженное А. Белым явление. Эти два закона таковы:

1. «закон стабилизации первого икта после первого слабого времени в строке» (то есть становится «нормой» повышенная частота ударности в четырёхстопном ямбе на втором слоге, а в хорее — на первом);
2. «закон регрессивной (акцентной) диссимиляции», гласящий о том, «сила икта» (частота ударности) падает от последнего (самого сильного) икта в строке — к началу строки.

Стиховедение во второй половине XX и в начале XXI века

В качестве наследников русского начала 20-го века складываются Московско-тартуская семиотическая школа, в США работают Р. Якобсон, Кирилл Тарановский.

Во второй половине 20 века развиваются статистические подходы в языкознании в целом и в стиховедении в частности. Эти работы стимулируются развитием кибернетики и возможностями вычислительной техники. Академик А. Н. Колмогоров создает теорию сложности и применяет к литературному тексту теорию информации.

В конце XX — начале XXI века исследования обращаются к формулированию подходов, позволивших бы осуществлять численную оценку синкретических поэтических «эффектов»: к связям метрики с грамматикой, метрики с фоникой, метрики с семантикой.

Библиография

• Андрей Белый Символизм. Книга статей. М., Изд-во «Культурная революция», «Республика», 2010.
• Тарановский Кирилл Русские двухсложные размеры. Статьи о стихе. Изд-во «Языки славянской культуры», М., 2010.
• Гаспаров М. Л. Русские стихи 1890-х — 1925-го годов в комментариях. — М.: Высшая школа, 1993.
• Гаспаров М. Л., Скулачева Т. В. Статьи о лингвистике стиха. Изд-во «Языки славянской культуры», М., 2004.
• Москвин В. П. Теоретические основы стиховедения. 2-е изд. М., 2014.
• Холшевников В. В. Основы стиховедения. Русское стихосложение. М., 2002.

Отрывок, характеризующий Стиховедение

– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.