Танец жизни

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Эдвард Мунк
Танец жизни. 1899-1900
норв. Livets dans
Холст, масло. 126 × 190,5 cm см
Национальная галерея, Осло
К:Картины 1899 года

Танец жизни (норв. Livets dans) — картина норвежского художника-экспрессиониста Эдварда Мунка, написанная в 1899-1900 годах. Центральное произведение в цикле «Фриз жизни: поэма о любви, жизни и смерти». C 1910 года находится в Национальной галерее в Осло.





Описание

На картине изображён летний праздник: юноши и девушки танцуют парами на берегу моря в лунную ночь (на картине узнаётся реальное место в Осгорстранне, где регулярно устраивались танцы)[1]. Среди празднующих выделяются три женские фигуры в платьях символических цветов — белом, красном и чёрном. Девушка в белом стоит слева, поодаль от танцующих, рука её тянется к цветку на высоком стебле. Женщина в красном танцует с мужчиной, которому художник придал собственные черты[2]: они изображены в самом центре картины. Наконец, женщина в чёрном стоит возле правого края картины: у неё, как и у девушки в белом, нет партнёра, и она ревниво смотрит на танцующих. Сюжетно такая композиция перекликается с другой картиной Мунка — «Тремя возрастами женщины» (известной также как «Сфинкс»)[1][2], которой в первоначальном варианте «Фриза жизни» предназначалось место, впоследствии занятое «Танцем жизни»: женщина на ней изображена в трёх ипостасях — как юная «девственница» в белом, соблазнительная обнажённая красавица и скорбная бледная фигура в траурном одеянии[1].

Источники вдохновения

Исследователи творчества Мунка предполагают, что сюжет новой картины был подсказан Мунку пьесой датского символиста Хельге Роде «В вихре вальса»[2][3]. Сам художник утверждал, что в основу «Танца жизни» легли воспоминания о его первой любви, Милли Таулов: «В центре большой картины, написанной этим летом, я танцую со своей первой любовью; эта картина — воспоминание о ней. Слева белокурая девушка с улыбкой безнаказанности тянется за цветком любви. Справа женщина в трауре тревожно следит за танцующей парой. Она исключена из веселья — как был исключён и я, когда они танцевали...»[1] Биограф Мунка Атле Нэсс, однако, полагает, что бо́льшее влияние на содержание полотна должны были оказать отношения художника с Туллой Ларсен, ещё продолжавшиеся на момент написания картины: женские фигуры справа и слева «кажд[ая] по-своему... в деталях напоминают её портрет, написанный Мунком в начале их отношений... Женщина в белом, стоящая слева — это „молодая“ Тулла, которая всё еще надеется с помощью своей всепоглощающей любви выманить его наружу... Женщина в чёрном, постарше — это Тулла, признавшая своё поражение»[2].

См. также

Напишите отзыв о статье "Танец жизни"

Примечания

  1. 1 2 3 4 Ульрих Бишофф. Эдвард Мунк. TASCHEN/Арт-родник, 2008
  2. 1 2 3 4 Атле Нэсс. Эдвард Мунк: Биография художника. Издательство «Весь Мир», 2007.
  3. [www.nasjonalmuseet.no/no/samlinger_og_forskning/vare_samlinger/kunst/edvard_munch_i_nasjonalmuseet/Livets+dans,+1899%E2%80%931900.b7C_wljQ4h.ips Livets dans, 1899–1900 на сайте Национальной галереи Осло (норв.)]

Отрывок, характеризующий Танец жизни

– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.