Творогов, Олег Викторович

Олег Викторович Творогов
Дата рождения:	11 октября 1928(1928-10-11)
Место рождения:	Ленинград, СССР
Дата смерти:	24 июня 2015(2015-06-24) (86 лет)
Место смерти:	Санкт-Петербург, Россия
Страна:	СССР СССР → Россия Россия
Научная сфера:	филология
Место работы:	ИРЛИ РАН (Пушкинский дом)
Альма-матер:	ЛГПИ имени А. И. Герцена
Известен как:	Автор работ по истории древнерусской литературы
Награды и премии:

Оле́г Ви́кторович Тво́рогов (11 октября 1928, Ленинград — 24 июня 2015, Санкт-Петербург) — советский и российский филолог-медиевист. Доктор филологических наук.

Автор работ по истории древнерусской литературы, русских летописях и переводной литературе Древней Руси.

Биография

Окончил Ленинградский педагогический университет им. А. И. Герцена (1958). Доктор филологических наук (1974). Сотрудник отдела древнерусской литературы ИРЛИ РАН (Пушкинского дома), в 1999—2004 годах исполнял обязанности заведующего отделом.

Кандидатская диссертация «Словарь-комментарий к „Повести временных лет“» (1962), докторская диссертация — «Русские хронографические своды XI—XVI веков» (1973). Участник коллективных трудов «История русской литературы» (1980), «История русской литературы X—XVII веков» (1980; 2-е изд. 1985), «Памятники литературы Древней Руси» (1978—1994), «Библиотека литературы Древней Руси» (с 1997).

Многие публикации и исследования О. В. Творогова посвящены Слову о полку Игореве, он является автором одного из переводов «Слова» (1980, новые редакции 1985 и 1987). Автор большой работы по текстологической проблематике первичности (подлинности) памятника «„Слово о полку Игореве“ и „Задонщина“» (1966).

О. В. Творогову принадлежит первая полная публикация в СССР «Велесовой книги» (Труды Отдела древнерусской литературы, 1990), сопровождаемая подробным анализом текста и наиболее развёрнутым доказательством его подложности.

Умер 24 июня 2015 года после болезни.

Похоронен на Смоленском православном кладбище города Санкт-Петербурга.

Награды и премии

Награждён орденом Дружбы, медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.», медалью ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени.

Лауреат Государственной премии РФ в области литературы и искусства (1993, как член авторского коллектива серии «Памятники литературы Древней Руси») и премии им. А. А. Шахматова РАН (2009, за монографию «Летописец Еллинский и Римский» в двух томах).

Основные работы

• Древнерусские хронографы. Л., 1975
• Литература Древней Руси. М., 1981
• Лексический состав «Повести временных лет»: словоуказатели и частотный словник. Киев, 1984
• Древняя Русь: события и люди. СПб., 1994 и 2001
• Летописец Еллинский и Римский. Т. 1—2 (СПб., 1999—2001)
• Переводные жития в русской книжности XI—XV вв. Каталог. М.-СПб.: Альянс-Архео, 2008

Литература

• Памяти О. В. Творогова (1928—2015) // Летописи и хроники: Новые исследования. 2013-2014 / Ред. О. Л. Новикова. — М.; СПб.: Альянс-Архео, 2015. — С. 435. — 440 с. — 500 экз. — ISBN 978-5-98874-111-4. (в пер.)

Ссылки

• Дмитриев Л. А. [feb-web.ru/feb/slovenc/es/es5/es5-1011.htm Творогов Олег Викторович] в «Энциклопедии „Слова о полку Игореве“»
• [www.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=1977 Статья] на сайте ОДРЛ ИРЛИ РАН
• Ефимов А. [nplus1.ru/news/2015/06/25/tvorogov Про Слово] (рус.). N+1 (25 июня 2015). Проверено 26 июня 2015.

Отрывок, характеризующий Творогов, Олег Викторович

Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.