Петровский театр

Петровский театр — первый общественный музыкальный театр Москвы, существовавший в 1780—1805 гг. Здание театра было построено архитектором Х. Розбергом по инициативе англичанина Медокса на средства князя П. В. Урусова. Главный фасад здания выходил на улицу Петровка, отсюда название.

В Петровском театре было около 1000 мест (партер, 3 яруса лож и галерея), что делало его одним из самых больших в мире. Крупные дворяне покупали абонемент в ложи на год. Билеты на оставшиеся места приобретали люди разного класса: купцы, интеллигенция, учащиеся. Затем к зданию пристроен маскарадный зал в форме ротонды, в котором было 2 тысячи мест.

В театре ставились драматические и музыкальные спектакли на тексты и музыку русских авторов, в том числе «Мельник — колдун, обманщик и сват» на музыкальную компиляцию М.М. Соколовского, «Санкт-Петербургский гостиный двор» на либретто и музыку М.А. Матинского, «Несчастье от кареты», «Скупой» на музыку В.А. Пашкевича, а также зарубежные оперы В. А. Моцарта, П. А. Монсиньи, Л. Керубини, Э. Мегюля и других.

Актёрский состав Петровского театра состоял из свободных и крепостных. Некоторые помещики продавали или давали в аренду группы актёров. Труппу театра регулярно пополняли выпускники Воспитательного дома, в котором в 1772 году были учреждены классы «изящных искусств». Также в театре выступали заграничные труппы: итальянские, немецкие и французские.

В 1789 году Медокс отдал Петровский театр под управление Опекунского совета Воспитательного дома. В 1805 году здание сгорело, и значительная часть труппы перешла в новый Арбатский театр. В 1825 году на месте Петровского театра был построен Большой театр.

Отрывок, характеризующий Петровский театр

Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.