Тенсона

Тенсона или тенцона (фр. tenson, прованс. окс. tenso, от лат. tensio) — форма провансальской лирики, носившая у трубадуров также название contensio, partimen, jocz-partitz, tornayamen, у труверов — partura или jeu-parti. Все эти названия означают состязание, борьбу.

Тенсона — поэтический диалог между двумя или несколькими поэтами; чередующиеся строфы, иногда двустишия, иногда и отдельные стихи одинакового строения (размера и рифмы) излагают противоположные мнения об известном предмете. Иногда это был действительный и импровизированный стихотворный спор; иногда вопросы и ответы, доводы и возражения пересылались от одного поэта к другому. При некоторых стихотворениях, дошедших до нас, сохранились имена и решения судей. Вопросы, составлявшие предмет спора и часто остававшиеся нерешенными, относились неизменно к области любви и ухаживания. Иные тенсоны заключают взаимные жалобы влюбленных. Иногда тенсоны, составленные двумя действительными противниками или врагами, переходят в сатирические обличения и резкости; так, в тенсоне, участниками которой являются трубадур Раймбаут де Вакейрас и маркиз де Маласпина, поэт после ряда взаимных ядовитых упреков обращается в заключение к маркизу: «Вы человек бесчестный; единственные ваши средства — предательства и вероломства; вы губите тех, кто служил вам; вы также неверны в дружбе, как бессильны бороться с оружием соседей». Если в тенсоне принимало участие более двух спорщиков, получался торнейамен (турнир); если трубадур, предлагающий спор, брался отстаивать по выбору противника тезис или его отрицание, то слагался партимен, или джок-партит.

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Тенсона

Балашев уже был на расстоянии двух лошадей от скачущего ему навстречу с торжественно театральным лицом всадника в браслетах, перьях, ожерельях и золоте, когда Юльнер, французский полковник, почтительно прошептал: «Le roi de Naples». [Король Неаполитанский.] Действительно, это был Мюрат, называемый теперь неаполитанским королем. Хотя и было совершенно непонятно, почему он был неаполитанский король, но его называли так, и он сам был убежден в этом и потому имел более торжественный и важный вид, чем прежде. Он так был уверен в том, что он действительно неаполитанский король, что, когда накануне отъезда из Неаполя, во время его прогулки с женою по улицам Неаполя, несколько итальянцев прокричали ему: «Viva il re!», [Да здравствует король! (итал.) ] он с грустной улыбкой повернулся к супруге и сказал: «Les malheureux, ils ne savent pas que je les quitte demain! [Несчастные, они не знают, что я их завтра покидаю!]
Но несмотря на то, что он твердо верил в то, что он был неаполитанский король, и что он сожалел о горести своих покидаемых им подданных, в последнее время, после того как ему ведено было опять поступить на службу, и особенно после свидания с Наполеоном в Данциге, когда августейший шурин сказал ему: «Je vous ai fait Roi pour regner a maniere, mais pas a la votre», [Я вас сделал королем для того, чтобы царствовать не по своему, а по моему.] – он весело принялся за знакомое ему дело и, как разъевшийся, но не зажиревший, годный на службу конь, почуяв себя в упряжке, заиграл в оглоблях и, разрядившись как можно пестрее и дороже, веселый и довольный, скакал, сам не зная куда и зачем, по дорогам Польши.
Увидав русского генерала, он по королевски, торжественно, откинул назад голову с завитыми по плечи волосами и вопросительно поглядел на французского полковника. Полковник почтительно передал его величеству значение Балашева, фамилию которого он не мог выговорить.