Шролль, Томас

Томас Шролль
Гражданство	Австрия Австрия
Дата рождения	26 ноября 1965(1965-11-26) (58 лет)
Место рождения	Халль-ин-Тироль, Тироль, Австрия
Рост	183 см
Вес	87 кг
Карьера
Позиция	разгоняющий
Клуб	Bob-Club Igls
Статус	завершил карьеру
Медали
Олимпийские игры Золото Альбервиль 1992 четвёрки Чемпионаты мира Серебро Винтерберг 1995 четвёрки
Последнее обновление: 5 января 2012

То́мас Шролль (нем. Thomas Schroll; род. 26 ноября 1965) — австрийский бобслеист, разгоняющий, выступавший за сборную Австрии в конце 1980-х — начале 1990-х годов. Участник двух зимних Олимпийских игр, чемпион Альбервиля, серебряный призёр чемпионата мира.

Биография

Томас Шролль родился 26 ноября 1965 года в городе Халль-ин-Тироль, федеральная земля Тироль. Выступать в бобслее на профессиональном уровне начал в середине 1980-х годов и с самого начала стал показывать неплохие результаты, попал в качестве разгоняющего в национальную команду Австрии.

Основные успехи в карьере Шролля связаны с пилотом Инго Аппельтом, вместе они ездили защищать честь страны на Олимпийские игры 1992 года в Альбервиль, где их команда завоевала золотые медали в программе четырёхместных экипажей и приехала четвёртой в зачёте двоек. На Игры 1994 года в Лиллехаммер поехал уже в паре с пилотом Хубертом Шёссером, но по результатам всех заездов оказался лишь на пятом месте.

Помимо всего прочего, Томас Шролль имеет в послужном списке серебряную медаль мирового первенства, выигранную в 1995 году в немецком Винтерберге. Неоднократно занимал призовые места на различных этапах Кубка мира, побеждал на чемпионате Австрии.

Ссылки

• [www.fibt.com/index.php?id=109 Список призёров чемпионата мира на официальном сайте FIBT]  (англ.)
• [www.sports-reference.com/olympics/athletes/sc/thomas-schroll-1.html Томас Шролль]  (англ.) — результаты олимпийских выступлений на sports-reference.com

Отрывок, характеризующий Шролль, Томас

Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.