Томка

Объект «Томка» — засекреченный центр рейхсвера в СССР. Это была школа «химической войны», в которую немцы вложили около 1 млн марок. Располагалась в Саратовской области, недалеко от города Вольска (Шиханы). В «Томке» с 1928 года испытывались методы применения отравляющих веществ в артиллерии, авиации, а также средства и способы дегазации зараженной местности.

История

После заключённого 16 апреля 1922 года во время Генуэзской конференции Рапалльского договора советское руководство разрешило организацию в России объектов для испытания запрещенной Версальским договором военной техники и обучения военных кадров, немецкое руководство обещало, в свою очередь, содействовать экспорту немецкого технического опыта для развития оборонной промышленности России. Договор о совместных аэро-химических испытаниях был заключен сторонами 21 августа 1926 г. с целью [135] «всесторонней и глубокой проработки интересующего их вопроса». Он действовал в течение одного года и ежегодно не позднее 31 декабря должен был возобновляться и утверждаться обеими сторонами, которые могли вносить в него дополнения и изменения. Как и в большинстве других документов, касавшихся советско-германского военного сотрудничества, участники не назывались своими истинными именами, а получали условные обозначения, в данном случае советская сторона именовалась «М» (Moskau), немецкая сторона — «В» (Berlin). Права и обязанности между партнерами распределялись поровну.

Техническое руководство опытами находилось в немецких руках, административное руководство — в советских. Первым руководителем «Томки» в 1928 г. был полковник фон Зихерер, а после его смерти в 1929—1933 гг. — генерал-майор Вильгельм Треппер. Обе стороны могли получать образцы всех применявшихся и разработанных при проведении совместных испытаний приборов и их чертежи. Кроме того, договором предусматривалось, что все протоколы испытаний, чертежи, фотоснимки будут выполняться в двойном количестве и равномерно распределяться между сторонами. Все опыты должны были производиться только в присутствии советского руководителя или его заместителя. Они же определяли, кто из советских специалистов будет непосредственно участвовать в опытах. Советская сторона предоставляла в использование свои полигоны и принимала обязательства по обеспечению необходимых условий работы. Немцы брали на себя «обучение в течение опытов „М“ специалистов по всем отраслям опытной работы при условии, что „М“-специалисты будут не только теоретически изучать вопросы, но и практически принимать участие в работах».

Первые испытания проводились сначала на полигоне «Подосинки», располагавшемся под Москвой, близ ж.-д. станции Подосинки. Впоследствии испытания проходили на полигоне «Томка» около ж.-д. станции Причернавская, неподалеку от г. Вольска (Шиханы) Саратовской области. Там проводилась большая часть совместных советско-германских аэро-химических испытаний.

См. также

• Кама (танковый центр)
• Липецкая авиационная школа
• Советско-германское сотрудничество в период до Второй мировой войны
• Рапалльский договор (1922)

Ссылки

• [ricolor.org/history/rsv/how/go/4/4/ Военные школы райхсвера в СССР]
• [ricolor.org/history/rsv/how/go/4/4/2/ Танковая школа в Казани]
• [ricolor.org/history/rsv/how/go/4/4/3/ Военно-химические испытания] в учебнике "История России"
• [web.archive.org/web/20030613004545/hronos.km.ru/dokum/192_dok/voro.html Беседа Ворошилова с генералом Гаммерштейном 1929]
• [militera.lib.ru/research/surovov/04.html Сколько миллиметров фашистского меча выковали в СССР]

• д/ф [rutv.ru/brand/show/episode/189305 «Город-яд»] (РТР, 2013)
• [wikimapia.org/#lang=ru&lat=52.100601&lon=47.150574&z=10&m=b&tag=46267&show=/113691/ru/Шиханы-2-ЦНИИИ-химических-войск-МО-(33-ЦНИИИ-МО)&search=вольск «Томка» на Викимапии]

Отрывок, характеризующий Томка

– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.
В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.
– Да, да, это правда, – сказал Пьер, весело улыбаясь. – Да, да, мне ничего этого не нужно. Я от разоренья стал гораздо богаче.