Турнирный доспех

Турнирный доспех — доспех для турнирных поединков. Мог, но не обязательно, одновременно являться парадным доспехом. Классические турнирные доспехи (конца XV и всего XVI веков) в связи со слишком узкой специализацией были непригодны для настоящего боя. Так классический доспех для пешего боя не был пригоден для конного боя, а доспех для копейной сшибки не годился не только для пешего боя, но и для того чтобы рубиться на коне. Кроме узкоспециализированных доспехов, существовали также и доспешные гарнитуры, представлявшие собой настоящий конструктор из латных частей. Из него можно было собрать любой турнирный или боевой доспех, и даже парадный доспех.

История

Начиная с возникновения турниров, в качестве турнирного и парадного доспехов было принято использовать обычный доспех, отличие было лишь в том, что для турнира надевали дополнительную кольчугу, не считая нарядного плаща.

Появившиеся во время крестовых походов наметы и сюрко, изначально предназначенные для защиты от солнца, довольно быстро приобрели популярность в качестве способа придать доспеху нарядный вид, украсив геральдикой. Популярность намета и сюрко сделало популярными конские попоны, тоже украшавшиеся геральдикой. Позднее с появлением горшкового шлема, имевшего сверху удобную плоскую либо слегка выпуклую площадку, на этой площадке стали крепить геральдические нашлемные фигуры из папье-маше, пергамента, ткани, кожи на деревянном каркасе.

Со временем, в XII—XIII веках, сюрко, путём крепления под него пластин, превратилось в бригантину, которую тоже украшали геральдикой. С распространением бригантин, горшковый шлем, который к тому времени стал опираться на плечи, во время копейных сшибок на конях стали фиксировать цепями притянув к бригантине в положении подбородка прижатого к груди. Это уменьшало риск сворачивания шеи при неудачном попадании копья в голову.

В последней трети XIII века, появились наплечные щитки, носившиеся чаще на турнирах чем в бою, предназначенные не столько для защиты плеч, сколько для украшения геральдикой. Впрочем несмотря на свою хлипкость они всё же давали некоторую защиту плеч.

В XIV веке, с распространением забрал для бацинетов, горшковый шлем постепенно перестали носить в бою, продолжая носить в турнирах, и к концу XIV века он превратился в чисто турнирный шлем. С распространением лат, горшковый шлем превратился в жабью голову, привинчиваемую к кирасе. Появление жабьей головы привело к тому, что если раньше, при конной сшибке, наклоняли голову прижимая подбородок к груди, то в жабьей голове, привинченной к кирасе — атаковали наклонившись но при самом столкновении выпрямлялись и очень высоко в сравнении с обычными шлемами расположенная щель для обзора при выпрямлении тела оказывалась полностью недоступной для попадания копья, примерно такое же специфическое строение забрала приобрел шлем который в источниках называют закрытым шлемом XVI столетия у которого забрало состояло из двух частей расположенных на одной оси, нижняя часть которого служила одновременно подбородником, такие шлемы в отличие от предшествоваших им похожих но с более улучшенным обзором как и жабьи головы использовались исключительно в турнирах. Так же надо заметить что в обычных шлемах, не привинченных к кирасе попадание копьём в голову на полном скаку было чревато риском свернуть шею и для дополнительной защиты в XV столетии начали применять дополнительные забрала.

Классические турнирные доспехи

Доспех для конной сшибки

Доспех для конной сшибки отличался крайне узкой специализацией, делавшей его не годным ни для чего другого. При весе, нередко вдвое превышавшем боевой доспех, он давал гораздо менее полную защиту в сочетании с минимальной подвижностью и минимальным обзором. Состоял из толстой кирасы к которой привинчивался турнирный шлем жабья голова, обладавший помимо надёжной защиты на редкость плохим обзором.

Поскольку доспех очень много весил, на руку, держащую копьё и защищённую огромной гардой размером с щит, обычно не надевали ни латной рукавицы, ни латной перчатки. Так как удар копья по правилам шёл под углом вверх-вперёд, то по ногам можно было попасть либо намеренно, либо при несчастном случае. Поэтому ради облегчения веса ноги либо вовсе не защищали, либо их защиту ограничивали набедренными щитками, вместо которых иногда присутствовали набедренники, пристёгнутые к кирасе или латной юбке. Впрочем при желании (например для парадного выезда) можно было надеть и полную защиту ног от другого доспеха.

Копейный крюк на кирасе был намного мощнее чем обычно и часто, в отличие от обычного, торчал не только вперёд, но и назад. Поскольку активных движений в доспехе не предполагалось, то защита руки, держащей повод, была своеобразной — вместо латной рукавицы, использовался отросток наруча, имевший П-образный профиль. Щитки, защищающие подмышки, были крупнее чем обычно, в связи с отсутствием необходимости активно двигаться. Щит изначально просто крепился как обычно, затем стал крепиться шнурами к кирасе с опорой на специальную подпорку. Позже его и вовсе стали привинчивать винтами.

Доспех для пешего турнира

Доспех для пешего турнира — изначально отличался очень длинной латной юбкой — тонлетом, для надёжной защиты половых органов. Но позднее с развитием доспешного искусства появились варианты, дававшие надёжную защиту и без длинной латной юбки.

Другой характерной особенностью был шлем с опорой на плечи, в котором импульс удара по шлему во избежание сотрясений передавался не голове, а плечам. При этом для поединков с тупым оружием вроде булавы (то есть при отсутствии опасности, что остриё оружия случайно попадёт в глаз), вместо забрала использовалась крупная решётка из толстых прутьев, дававшая хороший обзор.

Для защиты пальцев на руках, как правило, использовались латные рукавицы, хорошо держащие удар по пальцам. Что любопытно, шлем сидящий на плечах, рукавицы и длинная латная юбка делали данный доспех похожим общими очертаниями на кастен-бруст.

Источники

«Knights at Tournament» by Christopher Gravett (Author) & Angus Mcbride (Illustrator) ISBN 1-85532-937-9

См. также

• Доспешный гарнитур
• Эпоха Возрождения
• Турнир
• Парад
• Парадный доспех
• Костюмный доспех

Ссылки

• Натан Робинсон. [www.myarmoury.com/feature_16c_armour.html Anatomy of Armour: Specimens from the 16th Century].
• Konrad Seusenhofer

Отрывок, характеризующий Турнирный доспех

Фатализм в истории неизбежен для объяснения неразумных явлений (то есть тех, разумность которых мы не понимаем). Чем более мы стараемся разумно объяснить эти явления в истории, тем они становятся для нас неразумнее и непонятнее.
Каждый человек живет для себя, пользуется свободой для достижения своих личных целей и чувствует всем существом своим, что он может сейчас сделать или не сделать такое то действие; но как скоро он сделает его, так действие это, совершенное в известный момент времени, становится невозвратимым и делается достоянием истории, в которой оно имеет не свободное, а предопределенное значение.
Есть две стороны жизни в каждом человеке: жизнь личная, которая тем более свободна, чем отвлеченнее ее интересы, и жизнь стихийная, роевая, где человек неизбежно исполняет предписанные ему законы.
Человек сознательно живет для себя, но служит бессознательным орудием для достижения исторических, общечеловеческих целей. Совершенный поступок невозвратим, и действие его, совпадая во времени с миллионами действий других людей, получает историческое значение. Чем выше стоит человек на общественной лестнице, чем с большими людьми он связан, тем больше власти он имеет на других людей, тем очевиднее предопределенность и неизбежность каждого его поступка.
«Сердце царево в руце божьей».
Царь – есть раб истории.
История, то есть бессознательная, общая, роевая жизнь человечества, всякой минутой жизни царей пользуется для себя как орудием для своих целей.
Наполеон, несмотря на то, что ему более чем когда нибудь, теперь, в 1812 году, казалось, что от него зависело verser или не verser le sang de ses peuples [проливать или не проливать кровь своих народов] (как в последнем письме писал ему Александр), никогда более как теперь не подлежал тем неизбежным законам, которые заставляли его (действуя в отношении себя, как ему казалось, по своему произволу) делать для общего дела, для истории то, что должно было совершиться.
Люди Запада двигались на Восток для того, чтобы убивать друг друга. И по закону совпадения причин подделались сами собою и совпали с этим событием тысячи мелких причин для этого движения и для войны: укоры за несоблюдение континентальной системы, и герцог Ольденбургский, и движение войск в Пруссию, предпринятое (как казалось Наполеону) для того только, чтобы достигнуть вооруженного мира, и любовь и привычка французского императора к войне, совпавшая с расположением его народа, увлечение грандиозностью приготовлений, и расходы по приготовлению, и потребность приобретения таких выгод, которые бы окупили эти расходы, и одурманившие почести в Дрездене, и дипломатические переговоры, которые, по взгляду современников, были ведены с искренним желанием достижения мира и которые только уязвляли самолюбие той и другой стороны, и миллионы миллионов других причин, подделавшихся под имеющее совершиться событие, совпавших с ним.
Когда созрело яблоко и падает, – отчего оно падает? Оттого ли, что тяготеет к земле, оттого ли, что засыхает стержень, оттого ли, что сушится солнцем, что тяжелеет, что ветер трясет его, оттого ли, что стоящему внизу мальчику хочется съесть его?
Ничто не причина. Все это только совпадение тех условий, при которых совершается всякое жизненное, органическое, стихийное событие. И тот ботаник, который найдет, что яблоко падает оттого, что клетчатка разлагается и тому подобное, будет так же прав, и так же не прав, как и тот ребенок, стоящий внизу, который скажет, что яблоко упало оттого, что ему хотелось съесть его и что он молился об этом. Так же прав и не прав будет тот, кто скажет, что Наполеон пошел в Москву потому, что он захотел этого, и оттого погиб, что Александр захотел его погибели: как прав и не прав будет тот, кто скажет, что завалившаяся в миллион пудов подкопанная гора упала оттого, что последний работник ударил под нее последний раз киркою. В исторических событиях так называемые великие люди суть ярлыки, дающие наименований событию, которые, так же как ярлыки, менее всего имеют связи с самым событием.
Каждое действие их, кажущееся им произвольным для самих себя, в историческом смысле непроизвольно, а находится в связи со всем ходом истории и определено предвечно.


29 го мая Наполеон выехал из Дрездена, где он пробыл три недели, окруженный двором, составленным из принцев, герцогов, королей и даже одного императора. Наполеон перед отъездом обласкал принцев, королей и императора, которые того заслуживали, побранил королей и принцев, которыми он был не вполне доволен, одарил своими собственными, то есть взятыми у других королей, жемчугами и бриллиантами императрицу австрийскую и, нежно обняв императрицу Марию Луизу, как говорит его историк, оставил ее огорченною разлукой, которую она – эта Мария Луиза, считавшаяся его супругой, несмотря на то, что в Париже оставалась другая супруга, – казалось, не в силах была перенести. Несмотря на то, что дипломаты еще твердо верили в возможность мира и усердно работали с этой целью, несмотря на то, что император Наполеон сам писал письмо императору Александру, называя его Monsieur mon frere [Государь брат мой] и искренно уверяя, что он не желает войны и что всегда будет любить и уважать его, – он ехал к армии и отдавал на каждой станции новые приказания, имевшие целью торопить движение армии от запада к востоку. Он ехал в дорожной карете, запряженной шестериком, окруженный пажами, адъютантами и конвоем, по тракту на Позен, Торн, Данциг и Кенигсберг. В каждом из этих городов тысячи людей с трепетом и восторгом встречали его.
Армия подвигалась с запада на восток, и переменные шестерни несли его туда же. 10 го июня он догнал армию и ночевал в Вильковисском лесу, в приготовленной для него квартире, в имении польского графа.
На другой день Наполеон, обогнав армию, в коляске подъехал к Неману и, с тем чтобы осмотреть местность переправы, переоделся в польский мундир и выехал на берег.
Увидав на той стороне казаков (les Cosaques) и расстилавшиеся степи (les Steppes), в середине которых была Moscou la ville sainte, [Москва, священный город,] столица того, подобного Скифскому, государства, куда ходил Александр Македонский, – Наполеон, неожиданно для всех и противно как стратегическим, так и дипломатическим соображениям, приказал наступление, и на другой день войска его стали переходить Неман.
12 го числа рано утром он вышел из палатки, раскинутой в этот день на крутом левом берегу Немана, и смотрел в зрительную трубу на выплывающие из Вильковисского леса потоки своих войск, разливающихся по трем мостам, наведенным на Немане. Войска знали о присутствии императора, искали его глазами, и, когда находили на горе перед палаткой отделившуюся от свиты фигуру в сюртуке и шляпе, они кидали вверх шапки, кричали: «Vive l'Empereur! [Да здравствует император!] – и одни за другими, не истощаясь, вытекали, всё вытекали из огромного, скрывавшего их доселе леса и, расстрояясь, по трем мостам переходили на ту сторону.