Убийство испанцев

Спаунверьявигин (исл. Spánverjavígin, исп. El asesinato de balleneros vascos — убийство баскских китобоев), известно также как испанские убийства или убийства испанцев — последнее и единственное (если не считать саг) задокументированное массовое убийство в исландской истории. Некоторые участники баскской китобойной экспедиции в Исландию были убиты после конфликта в 1615 г. с местными жителями в регионе Вестфирдир.

Предпосылки

В первой половине XVI в. баскские китобои первыми в мире стали добывать китов в промышленных масштабах, в Терра Нове. Центром этой индустрии было около десяти портов на южном побережье Лабрадора. В пиковые годы 1560-70-х гг. баскский китобойный флот составлял около 30 кораблей с общим экипажем до 2000 человек, ежегодно ловивших до 400 китов. К началу XVII в. баскский китобойный промысел достиг берегов Исландии.

В Исландии с 1602 г. существовал закон датского короля Кристиана IV (суверена Исландии) о торговой монополии на острове купцов из Копенгагена, Хельсингера и Мальме. Несмотря на этот закон, исландцы имели хорошие отношения с басками, поскольку те платили им за право охотиться на китов в их водах, за право высаживаться на сушу, за право топить на берегу китовый жир и за право собирать дрова. Баски выплачивали эти вознаграждения непосредственно исландцам и их лидерам, последние таким образом нарушали монополию короля Дании. Кроме того, баски и исландцы осуществляли между собой куплю-продажу товаров (несмотря на датскую монополию).

О хороших отношениях между басками и исландцами свидетельствуют также сохранившиеся в Исландии копии глоссария баскско-исландского пиджина.

Конфликт

1615 год, как и предыдущие несколько лет, был очень сложным для Исландии. Снег не сходил до позднего лета, что повлекло значительный падёж скота. В середине лета три Баскских китобойных судна пришли в Рейкьяфьорд в Вестфирдире. 19 сентября экспедиция закончилась и корабли были готовы к отбытию, однако в эту же ночь поднялся сильный шторм, корабли выбросило на камни и разбило. Большинство членов экипажа (83 человека) выжило, однако перед долгой и суровой исландской зимой не имели припасов.

Капитаны Педро де Агирре и Эстебан де Теллерия со своими экипажами доплыли на лодках до Ватнейри (Патрексфьорда), украли там парусник и перезимовали благодаря ловле рыбы и кражам овец. На следующий год они раздобыли больший корабль и отплыли домой, но не известно, доплыли ли.

Экипаж третьего капитана, Мартина де Виллафранки из Сан-Себастьяна, разделился на две группы; одна пошла в Иса-фьорд, другая в Болунгарвик, а потом в Тингейри.

Непосредственно после крушения Мартин де Виллафранка пытался взять у местных пастухов их овец в счет долга за проданное им ранее китового жира. Исландцы отказались, поскольку им самим было нечего есть. Местный священник Йоун Гримссон сказал капитану, что долги исландцев являются юридически ничтожными перед лицом жизни и смерти. Разразился спор, люди де Виллафранки избили пастора и симулировали его повешение, оставив священника привязанным с веревкой на шее, после чего покинули место конфликта.

Угроза убийством священника стала наиболее серьезным обвинением против де Виллафранка и его людей на суде, который состоялся спустя две недели без их присутствия. Шериф Ари Магнусон добился того, чтобы баски были оставлены вне закона.

Одна из групп басков вошла в пустой дом купца из Тингейри и взяла сушеную рыбу. В ответ ночью 5 октября группа исландцев вошла в хижину, где они спали, и убила 14 человек. Тела были изуродованы и утоплены в воде. Сбежал только один молодой человек по имени Гарсиа. Йоун Гудмундссон Ученый писал об этой смерти: «опозорены и утоплены в море, словно они были худшими язычниками, а не невинными христианами». Через три дня после первого убийства Ари Магнуссон созвал в Судавике тинг, и двенадцать судей решили объявить вне закона вообще всех басков.

13 октября де Виллафранка и 17 оставшихся в живых членов экипажа были убиты Ари Магнусоном и его людьми в Æðey и Sandeyri в Иса-Фьорде, где они ловили рыбу. По словам Йоуна Гудмундссона, жертвам выкалывали глаза и отрезали уши, носы и половые органы.

Де Виллафранка вместе с двумя последними выжившими членами экипажа был в хижине, когда его застали звуки выстрелов отряда Ари Магнуссона. Он сдался, встал на колени перед Магнуссоном и сопровождавшим его священником Гримссоном, призвал на латыни к милосердию и попросил прощения у священника. Тот его простил, однако один из исландцев ударил де Виллафранку топором в грудь. Раненый де Виллафранка побежал к берегу, бросился к морю, поплыл и при этом запел некую песню на иностранном для исландцев языке. Люди Магнуссона, догнали его на лодке, ударили камнем по голове и полумертвого вытащили на берег. Потом его раздели и нанесли ему ножевую рану от груди до пупка. Тем не менее, де Виллафранка ещё попытался встать, но его кишечник при этом вывалился наружу. После чего сан-себастьянский капитан упал замертво. Исландцы весело шутили после его гибели, изучая его раны, «так как им было любопытно посмотреть, что находится внутри человека», как пишет летописец, после чего отправились убивать двух оставшихся в живых басков.

Шерифом Ари Магнуссоном было вынесено два приговора, в октябре 1615 г. и в январе 1616 г. Баски были признаны виновными после того, как их корабли потерпели крушение, и, в соответствии с Исландской книгой законов 1281 г. было решено, что единственным правильным деянием в отношении их является убийство в как можно большем количестве.

Последствия

В результате этого убийства плавания басков (и вообще иностранных китобойных судов) в Исландию прекратились на десять лет.

Формально приказ Ари Магнусона действовал до 2015 г. и был отменен только его преемником на посту шерифа Вестфирдира Йоунасом Гудмундссоном 22 апреля 2015 г. на церемонии открытия в Хоульмавике памятного знака в память об «избиении 32 басков-китобоев». На церемонии открытия памятного знака присутствовали Мартин Гаритано, губернатор Гипускоа, провинция в испанской Басконии, откуда были погибшие китобои, и исландский министр образования, науки и культуры Иллуги Гуннарсон. Программа церемонии также включала акт символического примирения, который провели Хавьер Ирихо, потомок одного из убитых китобоев, и Магнус Рафнссон, потомок одного из их убийц.

Рассказ Йоуна Гудмундссона

Йоун Гудмундссон Ученый (1574—1658) написал неодобрительный отчет об этом событии, в котором порицал приказ шерифа об убийстве: «Sönn frásaga af spanskra manna skipbrotum og slagi» (Правдивый рассказ о крушении и избиении испанцев"). Йоун говорит, что они были убиты неправедно; не желая принимать участие в нападении на них, он бежал на юг в Снайфедльснес.

Ссылки

• www.portalostranah.ru/view.php?id=345

Отрывок, характеризующий Убийство испанцев

– Vous n'etes pas blesse? [Вы не ранены?] – сказал он.
– Je crois que non, – отвечал офицер, ощупывая себя, – mais je l'ai manque belle cette fois ci, – прибавил он, указывая на отбившуюся штукатурку в стене. – Quel est cet homme? [Кажется, нет… но на этот раз близко было. Кто этот человек?] – строго взглянув на Пьера, сказал офицер.
– Ah, je suis vraiment au desespoir de ce qui vient d'arriver, [Ах, я, право, в отчаянии от того, что случилось,] – быстро говорил Пьер, совершенно забыв свою роль. – C'est un fou, un malheureux qui ne savait pas ce qu'il faisait. [Это несчастный сумасшедший, который не знал, что делал.]
Офицер подошел к Макару Алексеичу и схватил его за ворот.
Макар Алексеич, распустив губы, как бы засыпая, качался, прислонившись к стене.
– Brigand, tu me la payeras, – сказал француз, отнимая руку.
– Nous autres nous sommes clements apres la victoire: mais nous ne pardonnons pas aux traitres, [Разбойник, ты мне поплатишься за это. Наш брат милосерд после победы, но мы не прощаем изменникам,] – прибавил он с мрачной торжественностью в лице и с красивым энергическим жестом.
Пьер продолжал по французски уговаривать офицера не взыскивать с этого пьяного, безумного человека. Француз молча слушал, не изменяя мрачного вида, и вдруг с улыбкой обратился к Пьеру. Он несколько секунд молча посмотрел на него. Красивое лицо его приняло трагически нежное выражение, и он протянул руку.
– Vous m'avez sauve la vie! Vous etes Francais, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз,] – сказал он. Для француза вывод этот был несомненен. Совершить великое дело мог только француз, а спасение жизни его, m r Ramball'я capitaine du 13 me leger [мосье Рамбаля, капитана 13 го легкого полка] – было, без сомнения, самым великим делом.
Но как ни несомненен был этот вывод и основанное на нем убеждение офицера, Пьер счел нужным разочаровать его.
– Je suis Russe, [Я русский,] – быстро сказал Пьер.
– Ти ти ти, a d'autres, [рассказывайте это другим,] – сказал француз, махая пальцем себе перед носом и улыбаясь. – Tout a l'heure vous allez me conter tout ca, – сказал он. – Charme de rencontrer un compatriote. Eh bien! qu'allons nous faire de cet homme? [Сейчас вы мне все это расскажете. Очень приятно встретить соотечественника. Ну! что же нам делать с этим человеком?] – прибавил он, обращаясь к Пьеру, уже как к своему брату. Ежели бы даже Пьер не был француз, получив раз это высшее в свете наименование, не мог же он отречься от него, говорило выражение лица и тон французского офицера. На последний вопрос Пьер еще раз объяснил, кто был Макар Алексеич, объяснил, что пред самым их приходом этот пьяный, безумный человек утащил заряженный пистолет, который не успели отнять у него, и просил оставить его поступок без наказания.
Француз выставил грудь и сделал царский жест рукой.
– Vous m'avez sauve la vie. Vous etes Francais. Vous me demandez sa grace? Je vous l'accorde. Qu'on emmene cet homme, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз. Вы хотите, чтоб я простил его? Я прощаю его. Увести этого человека,] – быстро и энергично проговорил французский офицер, взяв под руку произведенного им за спасение его жизни во французы Пьера, и пошел с ним в дом.
Солдаты, бывшие на дворе, услыхав выстрел, вошли в сени, спрашивая, что случилось, и изъявляя готовность наказать виновных; но офицер строго остановил их.
– On vous demandera quand on aura besoin de vous, [Когда будет нужно, вас позовут,] – сказал он. Солдаты вышли. Денщик, успевший между тем побывать в кухне, подошел к офицеру.
– Capitaine, ils ont de la soupe et du gigot de mouton dans la cuisine, – сказал он. – Faut il vous l'apporter? [Капитан у них в кухне есть суп и жареная баранина. Прикажете принести?]
– Oui, et le vin, [Да, и вино,] – сказал капитан.


Французский офицер вместе с Пьером вошли в дом. Пьер счел своим долгом опять уверить капитана, что он был не француз, и хотел уйти, но французский офицер и слышать не хотел об этом. Он был до такой степени учтив, любезен, добродушен и истинно благодарен за спасение своей жизни, что Пьер не имел духа отказать ему и присел вместе с ним в зале, в первой комнате, в которую они вошли. На утверждение Пьера, что он не француз, капитан, очевидно не понимая, как можно было отказываться от такого лестного звания, пожал плечами и сказал, что ежели он непременно хочет слыть за русского, то пускай это так будет, но что он, несмотря на то, все так же навеки связан с ним чувством благодарности за спасение жизни.
Ежели бы этот человек был одарен хоть сколько нибудь способностью понимать чувства других и догадывался бы об ощущениях Пьера, Пьер, вероятно, ушел бы от него; но оживленная непроницаемость этого человека ко всему тому, что не было он сам, победила Пьера.
– Francais ou prince russe incognito, [Француз или русский князь инкогнито,] – сказал француз, оглядев хотя и грязное, но тонкое белье Пьера и перстень на руке. – Je vous dois la vie je vous offre mon amitie. Un Francais n'oublie jamais ni une insulte ni un service. Je vous offre mon amitie. Je ne vous dis que ca. [Я обязан вам жизнью, и я предлагаю вам дружбу. Француз никогда не забывает ни оскорбления, ни услуги. Я предлагаю вам мою дружбу. Больше я ничего не говорю.]
В звуках голоса, в выражении лица, в жестах этого офицера было столько добродушия и благородства (во французском смысле), что Пьер, отвечая бессознательной улыбкой на улыбку француза, пожал протянутую руку.
– Capitaine Ramball du treizieme leger, decore pour l'affaire du Sept, [Капитан Рамбаль, тринадцатого легкого полка, кавалер Почетного легиона за дело седьмого сентября,] – отрекомендовался он с самодовольной, неудержимой улыбкой, которая морщила его губы под усами. – Voudrez vous bien me dire a present, a qui' j'ai l'honneur de parler aussi agreablement au lieu de rester a l'ambulance avec la balle de ce fou dans le corps. [Будете ли вы так добры сказать мне теперь, с кем я имею честь разговаривать так приятно, вместо того, чтобы быть на перевязочном пункте с пулей этого сумасшедшего в теле?]
Пьер отвечал, что не может сказать своего имени, и, покраснев, начал было, пытаясь выдумать имя, говорить о причинах, по которым он не может сказать этого, но француз поспешно перебил его.
– De grace, – сказал он. – Je comprends vos raisons, vous etes officier… officier superieur, peut etre. Vous avez porte les armes contre nous. Ce n'est pas mon affaire. Je vous dois la vie. Cela me suffit. Je suis tout a vous. Vous etes gentilhomme? [Полноте, пожалуйста. Я понимаю вас, вы офицер… штаб офицер, может быть. Вы служили против нас. Это не мое дело. Я обязан вам жизнью. Мне этого довольно, и я весь ваш. Вы дворянин?] – прибавил он с оттенком вопроса. Пьер наклонил голову. – Votre nom de bapteme, s'il vous plait? Je ne demande pas davantage. Monsieur Pierre, dites vous… Parfait. C'est tout ce que je desire savoir. [Ваше имя? я больше ничего не спрашиваю. Господин Пьер, вы сказали? Прекрасно. Это все, что мне нужно.]