История Исландии

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

В Исландии были обнаружены монеты Римской империи, датируемые III веком нашей эры. Неизвестно, принесли ли их с собой викинги, или острова всё же были посещены задолго до IX столетия. Обращает на себя внимание факт неоднократного упоминания в римской литературе «Туле», или «Дальнего Туле», о котором рассказывал ещё греческий мореплаватель IV века до нашей эры Пифей из Массалии и природно-географическое описание которого во многом напоминает Исландию.

Также есть мнение, что первыми остров посетили ирландские монахи, которые начали в Средние века искать пустынные места и удаленные острова, где они могли в уединении молиться Богу. В середине VII в. они обнаружили Фарерские острова, где стали селиться и разводить овец. С Фарер мореплаватели продвинулись дальше и во второй половине VIII в., возможно, достигли Исландии или Туле, как её именовали в это время. Открытие острова могло произойти и раньше, поскольку Беда Достопочтенный упоминает о Туле в своих сочинениях.





Эпоха саг

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

В середине IX века норвежец по имени Наддод[1] достиг острова, после того как сбился с пути по пути из Норвегии на Фарерские острова. Викинги высадились на восточном побережье Исландии. Желая изучить окрестности, они поднялись на высокую гору и стали осматриваться в поисках признаков человеческой жизни, однако ничего заметить не смогли. Перед отплытием команды в горах выпал снег, поэтому Наддод назвал это место «Снежная земля».

Следующим викингом, который добрался до Исландии, стал швед Гардар Сваварссон (или Гардар Свавасон)[2]. Чтобы убедиться, что перед ним остров, он двинулся на своем корабле вдоль побережья. Путешествие заняло много времени, и зимние месяцы Гардару и его людям пришлось пережидать в одном из заливов на северном побережье. Там они построили несколько домов, и c тех пор это место зовется Хусавик («Залив домов»).

Норвежский викинг Флоки Вильгердарсон[3] был третьим скандинавом, посетившим Исландию. Он отправился на поиски Гардарсхольма с намерением обосноваться там, взяв семью, друзей и хозяйство. Флоки и его люди прошли вдоль южного берега, обогнули полуостров Рейкьянес, двигаясь дальше на север, пока не обнаружили фьорд на северо-западном побережье, где земля была плодородной, а растительность — обильной. Все лето люди занимались заготовкой запасов на зиму, но совершенно забыли о сене, и во время долгой зимы весь скот погиб от бескормицы. Весной Флоки поднялся на гору и увидел, что фьорд ещё покрыт льдом. Исполненный горького разочарования, он назвал страну Исландией («Страной льдов»), и это название сохраняется до сих пор.

Заселение Исландии произошло в IX веке в результате объединения Норвегии под властью короля Харальда I[4]. Многие семьи, вступившие в конфликт с Харальдом, были вынуждены бежать в поисках нового места для жизни. Добравшиеся до Исландии поначалу свободно занимали земли на побережье — море было источником не только пищи, но и дерева (плавника), поскольку лесов в Исландии практически не было. Первопоселенцем считается знатный норвежец Ингольф Арнарсон, поселившийся в районе современного Рейкьявика в 874 году.

По мере заселения в Исландии сформировалась государственная система. В каждой области был тинг (собрание, аналог древнерусского веча), на котором вершился суд и решались споры; для решения наиболее важных вопросов представители областей собирались в начале лета на альтинг под управлением особого лица — законоговорителя.

Впервые альтинг был созван в 930 году, и именно с этой даты отсчитывается эпоха народовластия. Считается, что исландская демократия — древнейшая из сохранившихся в мире. Впрочем, обычно в споре на тинге побеждал не тот, кто был прав с точки зрения законов (древнеисландское право, как и любое древнегерманское, было обычным и прецедентным, сродни современному англосаксонскому), а тот, кому удалось заручиться поддержкой большего числа богатых землевладельцев. Этому способствовал и тот факт, что законы были чрезвычайно запутанными, со множеством исключений и особых случаев, и знание законов было большим искусством.

В 1000 году альтинг принял христианство в качестве официальной религии Исландии.

История Исландии хорошо известна благодаря большому количеству саг, дошедших до нас. Обычная исландская сага — это описание жизни одного человека (или целой семьи) на протяжении многих лет, с подробным описанием важнейших событий. Население Исландии было небольшим, а потому и её история — это история меньших или больших частных дел и конфликтов.

Древние исландцы были искусными мореходами и викингами. Если верить «Саге о Гренландцах», сын Эрика Рыжего Лейф Счастливый в 1000 году достиг берегов Америки и попытался основать колонию в «Виноградной стране» — Винланде (полагают, что это был Лабрадор, Ньюфаундленд или даже Новая Англия). Уровень грамотности среди исландцев был очень высок, и скандинавская мифология сохранилась до наших пор в основном благодаря текстам Старшей (поэтической) и Младшей (прозаической) Эдды, найденным в Исландии.

Унии с Норвегией и Данией

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

В 1262 году Исландия была вынуждена подписать так называемый «Старый договор» с Норвегией, по которому она признавала верховную власть норвежских королей, а те, в свою очередь, обязывались направлять исландцам ежегодно по несколько кораблей с лесом, зерном и другими товарами. Исландцы присягали на верность лично каждому вступавшему на престол королю Норвегии и платили ему ежегодный налог. Однако если бы король, по мнению «лучших людей», нарушил условия договора, то исландцы вправе были считать себя свободными от своих обязательств.

В 1397 году Исландия вместе с Норвегией (владевшей ещё Гренландией и Фарерскими островами) по Кальмарской унии переходит под власть Дании. Экономическое положение Исландии тогда несколько ухудшилось, поскольку Дания не испытывала той потребности в рыбе и шерсти, экспортируемых из Исландии, что Норвегия; колония в соседней Гренландии к 1500 году прекратила своё существование.

23 февраля 1551 года в Исландии вспыхнуло восстание против датского господства. Толчком к восстанию послужила казнь последнего исландского католического епископа Иона Арансона и его сыновей. Восставшие исландцы перебили всех находившихся на острове датчан. Однако карательной экспедиции датского короля Кристиана III нетрудно было навести «порядок» в маленькой стране. В 1567 году у исландских крестьян было отнято оружие, и им пришлось надолго смириться с чужеземным господством. В рамках датской политики меркантилизма с 1602 по 1786 год Исландия не могла торговать ни с кем, кроме Дании.

Крупное извержение вулкана Лаки в 1783 году в сочетании с похолоданием климата в ту эпоху привело к бедствиям, известным как исл. Móðuharðindin. При этом от потоков лавы и отравления вулканическими газами погибло до 80 % скота; в результате бедствий и последовавшего голода население Исландии сократилось на 20—25 %.

Индустриальная эпоха

После расторжения датско-норвежской унии в 1814 году Исландию (вкупе с другими островными владениями Норвегии) «забывают» передать Швеции вместе с Норвегией, и она остаётся в составе Дании.

В 1830 году среди исландских студентов в Копенгагене зародились идеи исландского национализма. Лидером национального движения стал филолог Йон Сигурдсон.

В 1845 году был воссоздан парламент как законосовещательный орган. Он получил древнеисландское название «альтинг».

В 1851 году созванное учредительное собрание было распущено властями за слишком радикальные требования, но уже в 1854 году была полностью отменена датская торговая монополия в Исландии. В 1855 году был введён закон о свободе печати.

В 1874 году, когда праздновалось тысячелетие заселения Исландии, датский король Кристиан IX впервые в истории посетил остров и объявил о дальнейших реформах. Он даровал Исландии собственную конституцию, согласно которой имевший ранее совещательные функции альтинг получал права местной законодательной власти. В его состав налогоплательщики страны избирали 30 депутатов. Король также назначал ещё 6 депутатов. Исполнительная же власть оставалась в руках назначаемого датским правительством губернатора, который подчинялся министерству юстиции Дании. Исландия также получала своего министра — члена кабинета, который, однако, был датчанином, постоянно жил в Копенгагене и был ответственным только перед датским парламентом, а не перед альтингом.

В последние десятилетия XIX века стали появляться первые признаки процесса модернизации в экономике и социальной структуре. Патриархальные формы ведения уступали место рыночным отношениям: возникли крупные скотоводческие фермы и рыболовные предприятия. С 1882 года распространение стала получать кооперация, сбытовая и промысловая. В 1885 году был учреждён Национальный банк Исландии (Landsbanki Íslands).

XX век

В результате более чем ста лет мирной борьбы за независимость 1 декабря 1918 года Исландия была объявлена независимым королевством в личной унии с Данией. Исландия не участвовала в Первой мировой войне, но пострадала от пандемии гриппа. Осенью 1918 года около двух третей населения острова переболели испанкой, а 484 человека умерли[5].

В течение Второй мировой войны немецкая оккупация Дании 9 апреля 1940 года разорвала связь между Данией и Исландией. Месяц спустя военные силы британского флота вошли в Рейкьявикскую гавань, нарушив исландский нейтралитет. Союзническая оккупация Исландии длилась всю войну. В 1941 году ответственность за оккупацию была принята армией США.

17 июня 1944 года Исландия обретает полную независимость и становится республикой. С тех пор 17 июня (День Республики) является государственным праздником Исландии.

30 марта 1949 года Исландия вошла в состав НАТО, однако в ответ на это решение значительная часть граждан устроила беспорядки в Рейкьявике. Послевоенный период сопровождался существенным экономическим ростом, которому способствовал план Маршалла, индустриализация рыбацкой промышленности и кейнсианское правительственное управление экономикой.

В 1970-е годы состоялась так называемая «тресковая война» — дипломатический спор с Великобританией по поводу расширения Исландией своих рыболовецких просторов.

Крупным событием в экономике Исландии стало вступление страны в Европейскую экономическую зону в 1994 году.

XXI век

В октябре 2008 года крах банковской системы Исландии едва не привёл к банкротству страны. Исландия ощутила на себе мировой финансовый кризис больше, чем любая другая страна Европы. Рост инфляции и безработицы в совокупности с падением ВВП и курса исландской кроны поставили Исландию в чрезвычайно сложную экономическую ситуацию. Социологи прогнозируют рост числа эмигрантов из страны.

В 2010 году были легализованы однополые браки[6][7].

27 ноября 2010 года в Исландии прошли выборы в Учредительное собрание. Избранные на выборах делегаты должны были обновить конституцию с учётом пожеланий населения.

К началу 2012 года стал заметен рост экономики, восстановление докризисного ВВП и уменьшение безработицы. Исландия официально отменила кризисную ситуацию в странеК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2959 дней].

См. также

Напишите отзыв о статье "История Исландии"

Примечания

  1. [rulibs.com/ru_zar/sci_history/djons/0/j34.html Книга о занятии земли (Landnámabók)], версия «Хауксбок».
  2. M C Ross The Cambridge introduction to the old Norse-Icelandic saga 2010 "Atlantic island settlements. There was a Norwegian named Naddoddr and a Swede called Garðarr Svavarsson, the former blown off his course for the Faroe Islands, the latter attempting to get to the Hebrides. Another Norwegian ... "
  3. Книга о заселении Исландии I, 2
  4. Книга о заселении Исландии, I, 9.
  5. Позняк О. С., Райкова В. А. Провозглашение королевства Исландия на страницах исландских газет // Метаморфозы истории. — 2014. — № 5. — С. 290.
  6. [www.gazeta.ru/news/lenta/2010/06/28/n_1513273.shtml В Исландии разрешили однополые браки — Газета. Ru | Новости]
  7. [www.icenews.is/index.php/2010/06/28/new-gay-marriage-law-in-iceland-comes-into-force/ New gay marriage law in Iceland comes into force]

Литература

  • Йон Р. Хьяульмарссон. История Исландии = History of Iceland. From the Settlement to the Present Day. — М.: Весь Мир, 2003. — 240 с. — ISBN 5-7777-0201-5.

Ссылки

Отрывок, характеризующий История Исландии

Молодой граф, задыхаясь, не обращая на них внимания, решительными шагами прошел мимо них и пошел в дом.
Графиня узнавшая тотчас через девушек о том, что произошло во флигеле, с одной стороны успокоилась в том отношении, что теперь состояние их должно поправиться, с другой стороны она беспокоилась о том, как перенесет это ее сын. Она подходила несколько раз на цыпочках к его двери, слушая, как он курил трубку за трубкой.
На другой день старый граф отозвал в сторону сына и с робкой улыбкой сказал ему:
– А знаешь ли, ты, моя душа, напрасно погорячился! Мне Митенька рассказал все.
«Я знал, подумал Николай, что никогда ничего не пойму здесь, в этом дурацком мире».
– Ты рассердился, что он не вписал эти 700 рублей. Ведь они у него написаны транспортом, а другую страницу ты не посмотрел.
– Папенька, он мерзавец и вор, я знаю. И что сделал, то сделал. А ежели вы не хотите, я ничего не буду говорить ему.
– Нет, моя душа (граф был смущен тоже. Он чувствовал, что он был дурным распорядителем имения своей жены и виноват был перед своими детьми но не знал, как поправить это) – Нет, я прошу тебя заняться делами, я стар, я…
– Нет, папенька, вы простите меня, ежели я сделал вам неприятное; я меньше вашего умею.
«Чорт с ними, с этими мужиками и деньгами, и транспортами по странице, думал он. Еще от угла на шесть кушей я понимал когда то, но по странице транспорт – ничего не понимаю», сказал он сам себе и с тех пор более не вступался в дела. Только однажды графиня позвала к себе сына, сообщила ему о том, что у нее есть вексель Анны Михайловны на две тысячи и спросила у Николая, как он думает поступить с ним.
– А вот как, – отвечал Николай. – Вы мне сказали, что это от меня зависит; я не люблю Анну Михайловну и не люблю Бориса, но они были дружны с нами и бедны. Так вот как! – и он разорвал вексель, и этим поступком слезами радости заставил рыдать старую графиню. После этого молодой Ростов, уже не вступаясь более ни в какие дела, с страстным увлечением занялся еще новыми для него делами псовой охоты, которая в больших размерах была заведена у старого графа.


Уже были зазимки, утренние морозы заковывали смоченную осенними дождями землю, уже зелень уклочилась и ярко зелено отделялась от полос буреющего, выбитого скотом, озимого и светло желтого ярового жнивья с красными полосами гречихи. Вершины и леса, в конце августа еще бывшие зелеными островами между черными полями озимей и жнивами, стали золотистыми и ярко красными островами посреди ярко зеленых озимей. Русак уже до половины затерся (перелинял), лисьи выводки начинали разбредаться, и молодые волки были больше собаки. Было лучшее охотничье время. Собаки горячего, молодого охотника Ростова уже не только вошли в охотничье тело, но и подбились так, что в общем совете охотников решено было три дня дать отдохнуть собакам и 16 сентября итти в отъезд, начиная с дубравы, где был нетронутый волчий выводок.
В таком положении были дела 14 го сентября.
Весь этот день охота была дома; было морозно и колко, но с вечера стало замолаживать и оттеплело. 15 сентября, когда молодой Ростов утром в халате выглянул в окно, он увидал такое утро, лучше которого ничего не могло быть для охоты: как будто небо таяло и без ветра спускалось на землю. Единственное движенье, которое было в воздухе, было тихое движенье сверху вниз спускающихся микроскопических капель мги или тумана. На оголившихся ветвях сада висели прозрачные капли и падали на только что свалившиеся листья. Земля на огороде, как мак, глянцевито мокро чернела, и в недалеком расстоянии сливалась с тусклым и влажным покровом тумана. Николай вышел на мокрое с натасканной грязью крыльцо: пахло вянущим лесом и собаками. Чернопегая, широкозадая сука Милка с большими черными на выкате глазами, увидав хозяина, встала, потянулась назад и легла по русачьи, потом неожиданно вскочила и лизнула его прямо в нос и усы. Другая борзая собака, увидав хозяина с цветной дорожки, выгибая спину, стремительно бросилась к крыльцу и подняв правило (хвост), стала тереться о ноги Николая.
– О гой! – послышался в это время тот неподражаемый охотничий подклик, который соединяет в себе и самый глубокий бас, и самый тонкий тенор; и из за угла вышел доезжачий и ловчий Данило, по украински в скобку обстриженный, седой, морщинистый охотник с гнутым арапником в руке и с тем выражением самостоятельности и презрения ко всему в мире, которое бывает только у охотников. Он снял свою черкесскую шапку перед барином, и презрительно посмотрел на него. Презрение это не было оскорбительно для барина: Николай знал, что этот всё презирающий и превыше всего стоящий Данило всё таки был его человек и охотник.
– Данила! – сказал Николай, робко чувствуя, что при виде этой охотничьей погоды, этих собак и охотника, его уже обхватило то непреодолимое охотничье чувство, в котором человек забывает все прежние намерения, как человек влюбленный в присутствии своей любовницы.
– Что прикажете, ваше сиятельство? – спросил протодиаконский, охриплый от порсканья бас, и два черные блестящие глаза взглянули исподлобья на замолчавшего барина. «Что, или не выдержишь?» как будто сказали эти два глаза.
– Хорош денек, а? И гоньба, и скачка, а? – сказал Николай, чеша за ушами Милку.
Данило не отвечал и помигал глазами.
– Уварку посылал послушать на заре, – сказал его бас после минутного молчанья, – сказывал, в отрадненский заказ перевела, там выли. (Перевела значило то, что волчица, про которую они оба знали, перешла с детьми в отрадненский лес, который был за две версты от дома и который был небольшое отъемное место.)
– А ведь ехать надо? – сказал Николай. – Приди ка ко мне с Уваркой.
– Как прикажете!
– Так погоди же кормить.
– Слушаю.
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из под потолка под небо.
Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы, что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с ней.
– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.


Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.