Указ по галерам

Указ по галерам — десять правил, разработанных 3 мая 1696 года Петром I во время второго Азовского похода для капитанов галер. Считается прототипом военно-морского устава российского флота.

История

С начала апреля 1696 года на реке Воронеж завершалось также и строительство стругов. 2 апреля в Воронеже торжественно были спущены на воду три галеры: «Принципиум», «Святой Марк» и «Святой Матвей». 7 апреля погода вновь испортилась, поэтому остальные галеры спускали позже. Галера голландской постройки оставалась на берегу, скорее всего, в ожидании болеющего адмирала Лефорта. Только 17 апреля, на следующий день после его прибытия, галера была спущена на воду. Корабль «Апостол Павел» достроить к началу похода не успели. Корабль «Апостол Пётр» спустили 26 апреля, но скорее всего его готовность оценивалась выполнением условия — лишь бы держался на воде.

С 23 апреля струги с войсками и грузом начали начали спускаться к Азову. Первый отряд 8 галер выступил под командованием командира галеры «Принципиум» Петра Алексеева (царя Петра I), 4 мая отправился и отряд адмирала Лефорта, 10 мая — отряд из 7 галер под командованием вице-адмирала Лима, а 17 мая — отряд из 4 брандер капитана шаутбенахта де Лозьера. Большая часть судов и кораблей достраивалась в течение похода.

Находясь на галере «Принципиум» 8 мая Пётр I составил 15 правил, которые были объявлен как Указ по галерам.

Описание

В Уставе по галерам Пётр I установил правила передачи сигналов, подаваемых начальником эскадры, а также требования к капитанам. В указе расписывалось, что сигналы можно подавать выстрелами, барабанным боем, флагами, а ночью — фонарями. Согласно «Уставу по галерам» капитаны обязаны были действовать совместно. Им запрещалось покидать друг друга, особенно в бою: «… если в бою кто товарища своего покинет … такого наказать смертью…». За остановку на якоре далеко друг от друга полагался штраф в 1 рубль, а за несоблюдение своего места — 4 рубля.

См. также

• Армейский флот

Литература

1. Елагин С. И. [www.runivers.ru/lib/book4393/53196/ Исторiя русскаго флота. Перiодъ Азовскiй]. — Санкт-Петербург: Типография Гогенфельдена, 1884.
2. Загоровский В. П. Пётр I на воронежской земле. Исторический очерк. — Воронеж: Издательство ВГУ. — С. 31.

Отрывок, характеризующий Указ по галерам

– Нельзя, княжна, нельзя, – сказал он, когда княжна, взяв и закрыв тетрадь с заданными уроками, уже готовилась уходить, – математика великое дело, моя сударыня. А чтобы ты была похожа на наших глупых барынь, я не хочу. Стерпится слюбится. – Он потрепал ее рукой по щеке. – Дурь из головы выскочит.
Она хотела выйти, он остановил ее жестом и достал с высокого стола новую неразрезанную книгу.
– Вот еще какой то Ключ таинства тебе твоя Элоиза посылает. Религиозная. А я ни в чью веру не вмешиваюсь… Просмотрел. Возьми. Ну, ступай, ступай!
Он потрепал ее по плечу и сам запер за нею дверь.
Княжна Марья возвратилась в свою комнату с грустным, испуганным выражением, которое редко покидало ее и делало ее некрасивое, болезненное лицо еще более некрасивым, села за свой письменный стол, уставленный миниатюрными портретами и заваленный тетрадями и книгами. Княжна была столь же беспорядочная, как отец ее порядочен. Она положила тетрадь геометрии и нетерпеливо распечатала письмо. Письмо было от ближайшего с детства друга княжны; друг этот была та самая Жюли Карагина, которая была на именинах у Ростовых:
Жюли писала:
«Chere et excellente amie, quelle chose terrible et effrayante que l'absence! J'ai beau me dire que la moitie de mon existence et de mon bonheur est en vous, que malgre la distance qui nous separe, nos coeurs sont unis par des liens indissolubles; le mien se revolte contre la destinee, et je ne puis, malgre les plaisirs et les distractions qui m'entourent, vaincre une certaine tristesse cachee que je ressens au fond du coeur depuis notre separation. Pourquoi ne sommes nous pas reunies, comme cet ete dans votre grand cabinet sur le canape bleu, le canape a confidences? Pourquoi ne puis je, comme il y a trois mois, puiser de nouvelles forces morales dans votre regard si doux, si calme et si penetrant, regard que j'aimais tant et que je crois voir devant moi, quand je vous ecris».
[Милый и бесценный друг, какая страшная и ужасная вещь разлука! Сколько ни твержу себе, что половина моего существования и моего счастия в вас, что, несмотря на расстояние, которое нас разлучает, сердца наши соединены неразрывными узами, мое сердце возмущается против судьбы, и, несмотря на удовольствия и рассеяния, которые меня окружают, я не могу подавить некоторую скрытую грусть, которую испытываю в глубине сердца со времени нашей разлуки. Отчего мы не вместе, как в прошлое лето, в вашем большом кабинете, на голубом диване, на диване «признаний»? Отчего я не могу, как три месяца тому назад, почерпать новые нравственные силы в вашем взгляде, кротком, спокойном и проницательном, который я так любила и который я вижу перед собой в ту минуту, как пишу вам?]
Прочтя до этого места, княжна Марья вздохнула и оглянулась в трюмо, которое стояло направо от нее. Зеркало отразило некрасивое слабое тело и худое лицо. Глаза, всегда грустные, теперь особенно безнадежно смотрели на себя в зеркало. «Она мне льстит», подумала княжна, отвернулась и продолжала читать. Жюли, однако, не льстила своему другу: действительно, и глаза княжны, большие, глубокие и лучистые (как будто лучи теплого света иногда снопами выходили из них), были так хороши, что очень часто, несмотря на некрасивость всего лица, глаза эти делались привлекательнее красоты. Но княжна никогда не видала хорошего выражения своих глаз, того выражения, которое они принимали в те минуты, когда она не думала о себе. Как и у всех людей, лицо ее принимало натянуто неестественное, дурное выражение, как скоро она смотрелась в зеркало. Она продолжала читать: 211