Украинский католический университет
Украи́нский католи́ческий университе́т (сокращённо УКУ, в 1929−1945 и в 1994−2002 Львовская богословская академия) религиозно-педагогическое учреждение во Львове (Украина). Первый католический университет на территории бывшего СССР и первый университет, основанный униатской церковью. Принадлежит Украинской грекокатолической церкви.
От начала до закрытия
6 октября 1929 года состоялось торжественное открытие Львовской богословской академии. Первым ректором был назначен Иосиф Слипый. Объединив вокруг себя часть западноукраинской интеллигенции, Академия стала центром богословских и философских наук. На территории тогдашней Польши это было единственное высшее украинское учебное заведение. За 10 лет существования Академия значительно разрослась: открылись новые факультеты, кафедры, профессорский состав увеличился до 40 лиц.
В 1945 году Академия была закрыта, а преподавательский состав эмигрировал, был репрессирован или прекратил преподавательскую деятельность.
Возобновление деятельности
В 1992 году по благословению Главы УГКЦ Мирослава Ивана Любачивского была создана комиссия по восстановлению богословской академии. В 1994 году Львовский Синод епископов проголосовал за восстановление ЛБА. В сентябре того же года Академия была официально открыта.
В 1997 году возобновлено издание журнала Богословія.
В 1999 году получила международную аккредитацию. В том же году произошёл первый выпуск студентов. Первым ректором академии был Михаил Димид, в 2000 году его сменил Борис Гудзяк.
В 2002 году ЛБА была переименована в Украинский католический университет, ректором которого остался Борис Гудзяк.
В 2013 году ректором Университета был назначен о. Богдан Прах, вл. Борис Гудзяк стал президентом УКУ.
См. также
Напишите отзыв о статье "Украинский католический университет"
Ссылки
- [www.ucu.edu.ua Украинский католический университет]
- [www.ichistory.org.ua Украинский католический университет в сети Интернет]
Отрывок, характеризующий Украинский католический университет
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.
В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.
