Унион Ла-Калера

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Унион Ла-Калера
Полное
название
Club Deportivo Unión La Calera
Прозвища Cementeros, Rojos (Красные)
Основан 1954
Стадион Николас Чахуан,
Ла-Калера
Вместимость 15 000
Президент Марио Хаметт
Тренер Марио Поберсник
Соревнование Чилийская Примера
Клаусура 2016 16-е ( 16-е в таблице сезона, вылет в Примеру B)
Основная
форма
Гостевая
форма
К:Футбольные клубы, основанные в 1954 годуУнион Ла-КалераУнион Ла-Калера

«Унион Ла-Калера» (исп. Club Deportivo Unión La Calera) — чилийский футбольный клуб из города Ла-Калера. В настоящий момент выступает в Примере B, втором по силе дивизионе страны.





История

Команда была основана 26 января 1954 года, путём слияния клубов «Тифон», «Минас Навио», «Кондор», «Цементо Мелон» и «Калера Комерцион». В 1962 году дебютировал в «Примере», сильнейшем чилийском дивизионе, в которой без особых успехов выступал на протяжении 13 сезонов. В 1974 году «Унион Ла-Калера» вылетел в «Примеру B», за последующие 36 лет, клубу лишь раз удалось подняться в Примеру, но лишь на один сезон. В 2010 году «Унион Ла-Калера» заняла второе место в «Примере B» и в 2011 году, вновь после длительного перерыва стал играть в высшем дивизионе.

Домашние матчи клуб проводит на стадионе «Николас Чахуан», вмещающем 15 000 зрителей, стадион назван в честь одного из основателей клуба, который внёс большой вклад в его становление.

Достижения

Сезоны по дивизионам

Знаменитые игроки

Известные тренеры

Напишите отзыв о статье "Унион Ла-Калера"

Ссылки

  • [www.unionlacalera.cl/ Официальный сайт клуба]  (исп.)

Отрывок, характеризующий Унион Ла-Калера

Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.