Фауна лесных почв

Фауна лесных почв — совокупность видов животных, для которых лесная почва является средой обитания, часть лесной фауны. Животных, обитающих в почве, в зависимости от размеров особей относят к следующим группам:

• макрофауна — в основном мелкие млекопитающие, в том числе землеройки, кроты.
• мезофауна — её представляют дождевые черви, многоножки, мокрицы, насекомые, их личинки.
• микрофауна — нематоды, энхитреиды, клещи, в основном панцирные клещи, ногохвостки и другие.
• нанофауна - это одноклеточные простейшие.

В любых лесах среди беспозвоночных почв преобладают сапрофаги, которые питаются лесным опадом, грибницей, гниющей древесиной. Для того, чтобы использовать в пищу растительные остатки, животные размельчают их, суммарная их поверхность увеличивается, что улучшает доступ микроорганизмов и действие атмосферных факторов.

Разные представители в разной степени связаны с почвой:

• геобионты всегда находятся в почве;
• геофилы проходят в почве одну из стадий своей жизни: активную — питающуюся;
• геоксены используют почву только в качестве убежища.

Животные заселяют в основном верхние горизонты почвы до глубины 20—40 см. На глубоких чернозёмах байрачных лесов они проникают в несколько раз глубже.

Весьма велико значение почвенной фауны в процессе почвообразования. Все свойства почвы, в том числе её плодородие, зернистость структуры зависят от деятельности её населения. Фауна почв ускоряет гумификацию и минерализацию растительных остатков, перемешиванию слоев почвы, влияет на солевой состав и кислотность почвы, повышает её пористость, водопроницаемость и воздухопроницаемость.

Фауна почв лесов умеренного пояса

В смешанных и широколиственных лесах мезофауна почв очень богата, количество особей которой может достигать в них 200—300 представителей на 1 м2, а суммарная биомасса может составлять до 100 г на 1 м2. На равнинах Европейской части России для них характерны дождевые черви, а в горно-лесных бурозёмах преобладают кивсяки и другие двупарноногие многоножки, также мокрицы. Таёжная мезофауна почве не столь богата, как правило присутствует менее 100 особей на 1 м2, хотя личинки двукрылых время от времени встречаться в большом количестве. Самой многочисленной группой здесь являются панцирные клещи и другие мелкие членистоногие, местообитанием которых является всегда имеющаяся таёжная подстилка; в грубогумусных почвах их может быть до 1 млн. экземпляров на 1 м2, тем не менее суммарная биомасса беспозвоночных как правило не превышает 20 г.

Фауна почв тропических лесов

В экваториальных влажнотропических лесах, влажностью воздуха всегда высока, почва всегда достаточно сильно затенена, имеются подходящие условия для влаголюбивых представителей почвенной фауны, например наземных пиявок, планарий. Паукообразные и термиты тоже являются обитателями этих мест. Основным местом распространения обитателей почвы является её поверхностный слой до глубины 5 см. Из-за быстрого разложения опада, избыточного увлажнения тяжёлых почв этих лесов численность их обитателей невысока..

Отрывок, характеризующий Фауна лесных почв

В числе всех мыслей и голосов в этом огромном, беспокойном, блестящем и гордом мире князь Андрей видел следующие, более резкие, подразделения направлений и партий.
Первая партия была: Пфуль и его последователи, теоретики войны, верящие в то, что есть наука войны и что в этой науке есть свои неизменные законы, законы облического движения, обхода и т. п. Пфуль и последователи его требовали отступления в глубь страны, отступления по точным законам, предписанным мнимой теорией войны, и во всяком отступлении от этой теории видели только варварство, необразованность или злонамеренность. К этой партии принадлежали немецкие принцы, Вольцоген, Винцингероде и другие, преимущественно немцы.
Вторая партия была противуположная первой. Как и всегда бывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этой партии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободы от всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партии были представители смелых действий, они вместе с тем и были представителями национальности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти были русские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время была распространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости – производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминая Суворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, бить неприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску.
К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.
Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»
Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем тоже за мир.
Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.