Фуггерай

Фуггерай (нем. Fuggerei) — «квартал Фуггеров» в Аугсбурге, Германия, созданный Якобом II Фугерром Младшим, прозванным Богатым, вместе со своими братьями для жителей Аугсбурга, оказавшихся в трудном материальном положении. Является одним из старейших в мире проектов социального жилья.

Фуггерай

Фуггерай — ансамбль с 8 переулками и 7 воротами — построен Томасом Кребсом в 1514—1523 гг. и представляет собой «город в городе» с собственной церковью, с «городскими стенами» и городскими воротами. Комплекс зданий расположен к востоку от городской ратуши в районе Якоберфорштадт (нем. Jakobervorstadt). Памятные доски над тремя воротами и каменные гербы с лилиями напоминают о семье основателя. На территории квартала располагается музей Фуггерай, в котором ранее жил прадед Вольфганга Амадея Моцарта, церковь Святого Марка, а также бомбоубежище для жителей квартала, в котором теперь рассказывается история Фуггерай во время Второй мировой войны.

Вход в комплекс — через ворота c Якоберштрассе (нем. Jakoberstraße), на которых сохранились оригинальные посвящение, дата «1519» и гербы Фуггеров.

Сначала комплекс состоял из 53 зданий, предназначенных для размещения 106 семей. Частью образуя непрерывный и симметричный ансамбль, они стояли на неровном участке земли и были окружены стеной с пятью воротами. Здания имеют скромные фасады и крутые крыши со ступенчатыми фронтонами. Все жилища Фуггерай имеют собственный вход. Благодаря этому жители имеют ощущение «домохозяина», живущего в собственном доме. Входные двери и верхние дверные опоры имеют самые различные формы. Это указывает на то, что когда-то использовались двери из снесенных строений предшественников. Каждая входная дверь снабжена звонком и железной ручкой, а наружные стены — табличками с номерами домов. Ручки звонков у дверей в квартиры оформлялись в большинстве своем индивидуально. Согласно легенде это делалось затем, чтобы жители ночью при неосвещенных переулках могли на ощупь определить правильный вход. Сегодня переулки ночью освещаются газовым освещением. Готические цифры с 1519 года на нумерованных по порядку домах были, вероятно, самыми ранними номерами домов в Аугсбурге. Тогда были помечены первые 52 дома. Сегодня готические номера домов сохранились лишь частично.

Свежую воду жители Фуггерай брали из колодцев с насосами, находившимися в разных местах поселения и источника. Чашеобразный источник литого чугуна стоит на основном пересечении поселения. На этом месте уже в 1599 году был сооружен деревянный источник, как первое водное подсоединение. Город позволил провести его бесплатно. В 1744 году деревянный источник был заменен каменным. С 1715 года в Фуггерай жил колодезный мастер, отвечавший за оборудование, обслуживание и уборку водопроводов, источника и протекающего маленького ручья.

Британская авиация во время бомбардировок 1944 года сильно повредила Фуггерай. Во время реконструкции (1947—1955), финансируемой фондом Фуггеров, было построено 14 дополнительных домов.

Сейчас (2014 г.) в квартале живут около 150 человек. Все дома модернизированы, проведено электричество, отопление и т. д. Фонд семьи Фуггеров решает, кто может жить в этих домах. Сначала предпочтение отдавалось семьям с детьми, но затем стали рассматривать заявления всех нуждающихся — обязательно католиков и живущих в Аугсбурге не менее двух лет. Жильцы платят номинальную ренту в 1 рейнский гульден (примерно 0,88 евро) в год, а также три молитвы ежедневно за основателей квартала. На оплату коммунальных услуг ежемесячно выдаётся 46 евро.

Церковь Св. Марка

В 1581 году Маркус и Филипп Эдуард Фуггеры поручили построить маленькую церковь Св. Марка. Здание с тех пор неоднократно перестраивалось. После разрушений Второй мировой войны она была построена заново. В церкви находятся некоторые предметы, сохранившиеся с момента её строительства. «Распятие» работы Джакомо Пальма Младшего (около 1600 года) можно увидеть в главном алтаре, выполненном в стиле маньеризма. Эпитафия Ульриху Фуггеру, изображающая усопшего завернутого в саван, была выполнена Адольфом Даухером. Автор проекта Альбрехт Дюрер.

Школа и дом церковного служки

В доме номер 35 на Херренгассе (нем. Herrengasse) в настоящее время находятся ризница и квартира священника Фуггерай. Дом раньше служил школой, а также квартирой для церковного служки церкви Св. Марка, который был одновременно преподавателем в Фуггерай. Школа социального поселения была основана в середине XVII века.

Дровяной дом

В домах номер 40, 41 и 42 на Херренгассе (нем. Herrengasse) был в течение XVI века «дровяной дом», в котором «дровяным лечением» боролись с сифилисом. Использовали экстракты южноамериканского гваякового дерева, которое также закупалось фирмой Фуггеров и которым она обеспечивала даже императора Максимилиана I и кардинала Маттеуса Ланга.

Дом Франца Моцарта

С 1681 в доме 14 по Миттлерегассе (нем. Mittlere Gasse) на верхнем этаже жила семья Франца Моцарта — прадедушки композитора Вольфганга Амадея Моцарта. Франц Моцарт работал как строительный мастер и кроме того занимался похоронами убийц. В те времена подобное занятие считалось позорным. Он постепенно растерял свою клиентуру и так обнищал, что вынужден был перейти жить в квартал Фуггерай. Франц Моцарт скончался здесь в апреле 1694 года. Теперь этот дом и дом 13 являются музеем, рассказывающем о быте средневекового и современного Фуггерая.

Ссылки

• [fugger.de/ru/1_geschichte.htm Сайт Фуггерай на русском языке]

Отрывок, характеризующий Фуггерай

– Как я рада, что вы приехали! Я нынче так счастлива! – сказала она с тем прежним оживлением, которого уже давно не видел в ней Пьер. – Вы знаете, Nicolas получил Георгиевский крест. Я так горда за него.
– Как же, я прислал приказ. Ну, я вам не хочу мешать, – прибавил он и хотел пройти в гостиную.
Наташа остановила его.
– Граф, что это, дурно, что я пою? – сказала она, покраснев, но, не спуская глаз, вопросительно глядя на Пьера.
– Нет… Отчего же? Напротив… Но отчего вы меня спрашиваете?
– Я сама не знаю, – быстро отвечала Наташа, – но я ничего бы не хотела сделать, что бы вам не нравилось. Я вам верю во всем. Вы не знаете, как вы для меля важны и как вы много для меня сделали!.. – Она говорила быстро и не замечая того, как Пьер покраснел при этих словах. – Я видела в том же приказе он, Болконский (быстро, шепотом проговорила она это слово), он в России и опять служит. Как вы думаете, – сказала она быстро, видимо, торопясь говорить, потому что она боялась за свои силы, – простит он меня когда нибудь? Не будет он иметь против меня злого чувства? Как вы думаете? Как вы думаете?
– Я думаю… – сказал Пьер. – Ему нечего прощать… Ежели бы я был на его месте… – По связи воспоминаний, Пьер мгновенно перенесся воображением к тому времени, когда он, утешая ее, сказал ей, что ежели бы он был не он, а лучший человек в мире и свободен, то он на коленях просил бы ее руки, и то же чувство жалости, нежности, любви охватило его, и те же слова были у него на устах. Но она не дала ему времени сказать их.
– Да вы – вы, – сказала она, с восторгом произнося это слово вы, – другое дело. Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека, и не может быть. Ежели бы вас не было тогда, да и теперь, я не знаю, что бы было со мною, потому что… – Слезы вдруг полились ей в глаза; она повернулась, подняла ноты к глазам, запела и пошла опять ходить по зале.
В это же время из гостиной выбежал Петя.
Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары.
Петя выскочил к своему тезке, чтобы переговорить о деле.
Он просил его узнать, примут ли его в гусары.
Пьер шел по гостиной, не слушая Петю.
Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.